Разгром Колчака

— Благодарю вас, — сказал начальник штаба, учтиво поклонившись. — Вчера точно такое же мнение высказали взятые нами в плен русские генералы…

Эти льстивые, фальшивые похвалы уже давно раздражали работников штаба, особенно неумеренны в них были белые генералы. Все они для начала заявляли, что у Колчака служат случайно, что попали сюда по мобилизации и только потому, что территориально находились в сфере влияния колчаковского правительства. А так, по убеждению, они все, конечно, крайне левые, всей душой за советскую власть и вообще горят желанием служить в Красной Армии.

Было тошно и гадко смотреть, как эти седые, увешенные орденами люди суетились, льстили и врали.

Особенно подличали генералы Богуславский и Милев, выдавшие себя чуть ли не за старых большевиков, у которых только по простой случайности не было партийного билета.

— Мы много в своей жизни видели трусов и подлых людей, — вспоминали потом работники штаба, — но такой слабо замаскированной подлости, которую пришлось увидеть здесь, у сдавшихся нам генералов, полковников и подполковников, мы не встречали никогда.

В особенности раздражало наших командиров восхищение генералов операциями по разгрому их войск. Богуславский, патетически потрясая рукой, восклицал: «В историю веков войдет Красноярская операция, как лучший перл военного искусства!». Он сравнивал операцию под Красноярском, Каннами, с Седаном, а наших командиров — с Ганнибалом, Мольтке… Он не скупился на пафос, стараясь спасти жизнь.

Достойней всех вел себя генерал Зеневич. Он заявил открыто, что он не сторонник советской власти, но вредить ей не может и не будет. Это был враг прямой. Он настолько выигрышно выделялся среди прочих своих собратьев, что на совещании командования было решено оставить Зеневича на свободе. Его спросили, не владеет ли он каким-нибудь ремеслом. Зеневич ответил, что он столяр-любитель. Его назначили комендантом столярной мастерской (наблюдение за ним, конечно, было установлено), и на следующий день генерал Зеневич с рубанком в руках приступил к своим новым обязанностям.

В тот же день были закончены дела и с французской миссией. Семь французских офицеров, представлявших миссию, явились в штаб и, не хорохорясь, подобно своим английским собратьям, почтительно попросили причислить их к отъезжающим чехословацким эшелонам. В штабе дали свое согласие, но тут же попросили майора оставить в распоряжение штаба все записки и дневники французской миссии, что и было выполнено.

Взятием Красноярска закончился полный разгром армии Колчака. Как реальная сила колчаковская армия уже не существовала. Отдельные части 1-й бригады еще догоняли уходящие разрозненные эшелоны, еще подбирали пленных, оружие, трофеи, но это уже не была война с противником, а скорее действия, необходимые для приведения в порядок огромного нового хозяйства.

Дивизия стояла в Красноярске, в большом, опрятном городе. Здесь можно было помыться, хорошо поесть, отдохнуть. Здесь можно было оглядеться после огромного и тяжелого похода, главным свойством которого была непрерывность, и подумать о возвращении домой, о новой мирной жизни, о покое и счастье.

Но война еще не была закончена.

* * *

Красноярск был занят, но война еще продолжалась.

Чехословаки, давно покинувшие фронт Колчака, опять оказались перед дивизией. Они отходили на восток медленно, таща за собой награбленное в городах добро, и оказались в хвосте отступающих. Они шли сотнями эшелонов, взрывая за собой мосты, сжигая станции, коверкая железнодорожное полотно. Сибирь дичала на их пути.

Красноярск, казавшийся 30-й дивизии концом великого сибирского похода, уже остался позади.

Начинался 1920 год.

Седьмого января дивизия вошла в Красноярск, а через пять дней 264-й полк уже нагнал на разъезде 20 эшелонов поляков. Прикрываясь ночной темнотой, 1-й батальон обошел разъезд с востока, а 2-й и 3-й — развернулись с запада. Удар был неожиданным, и 9 эшелонов сдались и разоружились через час, но 11 эшелонов во главе с командующим полковником Чумой, тем самым, с которым так неудачно беседовал по телефону командир роты Зайчик, еще пытались обороняться.

На другой день сдались и они в числе 10 тысяч солдат и офицеров, с 1 бронепоездом и 16 орудиями. А через день. 14 января, 1-я бригада догнала и чехословаков у Канска. Чехи встретили бригаду бронепоездом, она обошла бронепоезд и захватила его вместе с командой в результате короткого, но ожесточенного боя.

Замученные бойцы были полны такой неистовой злобы к чехословакам, что дрались удивительно. Дивизия готовилась схватить чехословацкие эшелоны в клещи и сгрузить награбленное ими добро, среди которого был золотой запас государства, увозимый Колчаком.

Но международная обстановка потребовала более гибкого отношения к чехословакам, и после Канака с ними начаты были переговоры об условиях их отхода. Чехи не возражали договориться, но французский генерал Шанен, считая договор с большевиками позорящим доброе имя чешских легионеров, долго затяги вал дело.