Разговоры в черноте при третьей луне (СИ)

Молчание. Долгое, мучительное, падающее в тишину и черноту. Грайне показалось - она услышала чужие мысли: Боргес понял, что она невольно перешла от прошлого к мучительному настоящему... и не хочет, чтобы она пожалела о том, что раскрылась. Но было поздно: она ждала ответа как приговора.

- Ты так боишься.... Не надо. Разве ты не знаешь? Жизнь - это разовое мероприятие, она летит над бездной времени и никогда не возвращается к тому, что уже ушло. Ты боишься повтора? Не будет его. То, что прошло, сделало тебя сильнее.

- Неужели?

- Не насмехайся. Ты знаешь, что это так, тебя не устраивает заплаченная за это цена, - ну так что ж... ты ничего не вернёшь и не сможешь поторговаться. И за тобой - время. Точнее, не за тобой. Оно - с тобой. Оно летит. Оно несёт тебя на своих прозрачных чёрных крыльях. Оно не даст тебе упасть. Время сильнее прошлого. Оно никогда и никого не лечит, оно жестоко, оно ставит тебе новые и новые барьеры, и ты встречаешься с ними, смотришь и понимаешь: о, да, я это умею, я могу, я сделаю, вот так уже было, и больше так не повторится, потому что я знаю, как это преодолеть. Не бойся. Просто - не бойся.

Молчание. Долгое, медленно поднимающее - от заката к рассвету, к неизбежному грядущему дню. Трудно поверить, страшно трудно, но...

- Да. Спасибо. Это ответ. Я услышала. Спасибо.

***

На разговор к военным она шла без мыслей и без эмоций, - всё как будто перегорело, словно исполнение пришло тогда, когда было уже не нужно. За спиной были метания и ночи при третьей луне, прокрученные в голове сотни раз разговоры, - и теперь всё надо было отринуть, потому что не сказанное теперь предстояло произнести вслух, чтобы услышать реальный ответ. Скорее всего, ответ "нет". Так подсказывала логика и жестокий разум.

Двери открывались одна за другой, - бесконечные двери, шаги к каждой из которых съедали время, остававшееся между нею и грядущим. Двери. Лифты. Люди в форме, провожающие по коридорам. Её хватило на то, чтобы признать: да, дело не только в том, чтобы держать пришедшего под контролем, здесь действительно можно заблудиться.

Она шла вперёд, и сил разговаривать с сопровождающим не осталось. Боргес сказал: будь убедительна. Сейчас она больше всего сомневалась в своих способностях не то что быть убедительной, а и вообще излагать то, что знает.

Генерал был немолодым, абсолютно седым и неуловимо похожим на Боргеса. От этого сначала на секунду стало легче, - душа потянулась к нему, - но потом Грайне одёрнула себя: он ещё ничего не сказал, он только наконец разрешил прийти. За одно это говорить "спасибо"... как-то рановато.

Генерал понимающе улыбнулся. Грайне недоумённо насторожилась: даже так? Сразу?

- Рассказывайте, - генерал широким жестом предложил ей сесть. - Говорите всё, что думаете.

- А то, что я видела и знаю, вас не интересует?

- Скажем так. Со многими известными вам фактами мы знакомы в гораздо большем объёме. Ваш друг...

Грайне нахмурилась. Боргес? Они знакомы?

- Ваш друг много говорил о вас. Поэтому, повторюсь, мне хочется услышать всё, что вы думаете.

Грайне посмотрела в сторону. В кабинете не было окон, здесь всё было одето в лёгкий светло-серый цвет, но ощущения запертости не возникало, - напротив, казалось, что над головой небо.

Она решилась.

Она говорила о долге и человечности, о свободе выбора и обязанности отвечать за чужую жизнь. О пользе и использовании, и том, что, по сути, все друг друга используют, только с разной степенью добровольности... и о том, что она готова и дальше служить своей родине, но с открытыми глазами, готова идти на риск, - но полностью осознавая его и имея возможность что-то изменить. Мало ли что, вдруг она в каких-то вещах разбирается лучше, чем её начальство, такое уже бывало. Она не заметила, как с солеранне и Хана переехала на себя, говорить было легко, и этим серым глазам она была готова рассказывать как на духу.

Генерал слушал, не перебивая. Единственный раз он уточнил, - в чём заключалось преступление Рене, и почему её нельзя было предоставить обычному правосудию. Кивнул. Согласился, что цена за свободу души Боргеса была высока, но дело того стоило. При словах об Остроухом не удержался от улыбки, - похоже, этот любитель дотошных отчётов в вышестоящих инстанциях пользовался славой поставщика бесконечных развлечений. Грайне вдруг ощутила, как всё это далеко, - "Разведчик", Остроухий, смерть Рене. В кабинете почему-то реяла тень Боргеса, - как будто одно упоминание о нём сделало генерала союзником, и они теперь говорили на одном языке. Она откуда-то точно знала, что выйдет из кабинета свободной и спокойной, и до этого выхода оставалось только добраться. Дожить. Переступить грань незнания, - незнания того, что скажет генерал... что он сделает. И будет - легко.

И дальше будет солнечно.

Генерал открыл экран и вывел на него изображение. Грайне невольно вздрогнула: криокамеры были нового образца, но слишком напоминали те, известные с давних времён, в которых отправляли разведчиков планет.