Разговоры с Раневской

И действительно — театральные мемуары тому подтверждение, — появление по воле случая молодого актера в спектакле становилось нередко сенсацией — оно открывало новый талант. На этом, быстро набившем оскомину приеме строились почти все фильмы о скромных дебютантках или дебютантах, внезапно становящихся звездами. Правда, в этих фильмах обязательно присутствовал еще один, обязательный аспект, хорошо выраженный в нашей пословице: «Без труда не вытащишь…» Актер, неожиданно появлявшийся на сцене в главной роли, втайне грезил о ней, долго готовил ее самостоятельно или с чудаковатым режиссером, и в конце концов незапланированный дебют оказывался не столь уж случайным.

Упомянутая история с дебютом в «Сэвидж» «молодого актера», как говорится, случай не аналогичный. Актера выбрали для ввода только потому, что он оказался свободным от других спектаклей. В театре он служил давно, и, несмотря на свои сорок пять лет, все еще ходил в «молодых» — ничего значительного еще не было сыграно. Да и о Докторе он не мечтал. Предложили — попробовал, а вдруг получится?..

Актерская психология мне представляется загадкой. Во всяком случае, объяснить ее, исходя из нормальной, повседневной логики, зачастую невозможно.

Ф. Г. вспомнила, как однажды пришла на обед к Качалову. Его дома еще не было — задержался на репетиции, — Раневскую встретила его жена. Через полчаса звонок. Входит Василий Иванович.

— Очень хорошо, что пришла, - - говорит он Раневской. — Голодная? Сейчас же садимся.

Качалов поправил пенсне, подошел к буфету и налил себе рюмку.

— Ну-с, очень хорошо, хорошо.

— Вася, у тебя что-нибудь случилось? — тревожно спросила жена.

— Нет, Ниночка, ничего, все очень хорошо.

— Что хорошо?

— Сегодня Владимир Иванович Немирович-Данченко отказал мне от роли Вершинина — и это очень правильно.

— Как?! Ты не будешь играть Вершинина? Как это можно?!

— Ну что ты, Ниночка, — Василий Иванович протер пенсне, — все очень правильно. Вершинина будет играть Болдуман — он моложе меня, как сказал Владимир Иванович, а я уже не то. Ну разве можно в меня влюбиться? — он надел пенсне. — Ну, посмотри?

— Но ты же мечтал играть эту роль. Я буду звонить, я это так не оставлю, — нервничала жена.

— Ничего не надо делать, Ниночка. Пойми, все правильно: в новом спектакле Вершинина будет играть Болдуман — он моложе меня, в него можно влюбиться. Все правильно, Ниночка.

А однажды Ф. Г. в случайном разговоре вдруг сказала мне о «праве гения», которым она, к сожалению, не обладает, ибо к лику гениальных причислить себя не может.

— Свинство не позволяет, — пояснила она.

— Право гения на что? — не понял я.

— Изумительное право не играть, если актер этого не может, — улыбнулась она.

Разговор об этом зашел после одного из спектаклей «Сэвидж». Шел он с подъемом, и Раневская в тот вечер была в особом ударе. Плохо она не играла никогда. Но и хорошо — всегда по-разному.

— Не забывайте: актер — это еще и профессия, — говорила она. — Спектакль — и творчество, и работа. И хотя я не должна бежать в контору или в лавку к восьми утра и трубить там весь день с перерывом на обед, но и в театре есть свой трудовой график, в котором расписаны и репетиции, и спектакли. И этому графику приходится подчинять все. Даже если нет настроения, если болит сердце, если случайная статья в газете взвинтила нервы и работать никак не хочется, спектакль начнется в девятнадцать ноль-ноль в тот день, когда он объявлен. Регламентируемое вдохновение — для нас закономерная неизбежность. Только гении смели эту закономерность нарушать.

Ф. Г. рассказала, как однажды Федор Иванович Шаляпин вышел уже в гриме на сцену в опере «Вражья сила» Серова. Отзвучал оркестр — певец молчит. Дирижер повторил вступление еще раз, затем другой… Шаляпин обвел грустными глазами зал, покачал головой и ушел со сцены.

К нему в уборную влетел владелец оперы — Зимин:

—Федор Иванович, что же это?! Аншлаг — публика вне себя!

Шаляпин посмотрел на него и тихо сказал:

— Не могу. Тоска.

И затем обратился к секретарю с распоряжением выписать Зимину чек на покрытие убытков.

— Хорошо право гения, если оно подкрепляется чековой книжкой! —улыбнулся я.

— О, в наше время это право умерло — может быть, вместе с гениями… Я не помню случая, — продолжала Ф. Г., — чтобы спектакль отменили по моей вине. Случается, что играть не хочется, — ну вот просто нет сил выйти на сцену. И нет настроения, желания общаться с партнерами. Павла Леонтьевна Вульф меня учила: в таком случае ни за что не насилуй себя, не нажимай на педали — играй спокойно — и настроение появится. Пребывай в тех обстоятельствах, в которые тебя поставила пьеса, действуй в этих обстоятельствах, нужное творческое самочувствие придет.

Знакомство

С Раневской я встретился в ноябре 1964 года. До этого я видел ее несколько раз.