Большую часть моей жизни прошла в уверенности – это было общим местом – что и на Западе образ русского связывается с литературой. С ее великими и не столь великими именами. Осталось ли что-нибудь от этих уважительных представлений? Ведь как крепко скроено-то было: от гоголевской шинели пошло. Вроде сам Достоевский так говорил. Потом вроде оказалось – Эжен Мелькиор де Вогюэ. Не это важно. Важно, чтобы осталось. Очень хочется в это верить. Хотя и сомнительно: последнее время так и лезут в глаза какие-то накладные плечи и парадные пуговицы на гнилую нитку.
Натан, шаман
С Тильманом меня познакомил Натан Федоровский. У Натана было много редчайших достоинств. То, что у него, первого из «наших», была профессиональная, безупречно современная, европейского качества галерея, – отдельный разговор. Он понял, что такое институт галереи, в то время, когда будущие авторитетные дилеры (российского розлива) «по авангарду», солидно фланирующие на превью в сотбисах-кристисах, еще спекулировали пале-хами и гнали на Запад вагоны с иконами (не без покровительства соответствующих служб). Натанчик был типичным ленинградским центровым интеллигентным мальчиком. Здесь подчеркну именно ленинградскую специфику. Быть интеллигентным означало выглядеть ботаником и прямым курсом плыть в библиотеку. Быть центровым – тянуться к иностранцам и неминуемо закончить фарцовкой. Сбалансировать эти два начала удавалось на поприще вождения экскурсий. Экскурсовод «с языком» мог позволить себе заниматься Серебряным веком и щеголять тренчкотом, добытым у бритишей. Правда, и присмотр за ним был стереоскопичным – и от ментов, и от конторских. Я встретил Натана в одну из первых поездок на Запад, в его галерее «Авангард». Типичный white cube – беленые стены и потолок, при этом – в буржуазном берлинском доме, сохранившем сецессионистый фасад и аутентичные дверные ручки. Понятие «галерист» было для нас совершенно новым. Я не знал, как держаться. Натан сразу же облегчил ситуацию – вспомнил про маятник Фуко в Исаакиевском соборе. Все экскурсоводы знали этот трюк: качнешь маятник, и он отмерено долго качается, постепенно сокращая амплитуду. Стоящий экскурсовод успевал отдохнуть или даже пофлиртовать с барышнями из своей группы. Наиболее нахальные качали маятник по два раза, пользуясь гипнотическим воздействием повторяющегося движения на толпу.
– Как там Фуко, на месте?
– Три колебания в минуту.