Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.

– Бежим отсюда! – незнакомец крепко и больно схватил девушку за локоть и буквально потащил за собой к свету далёких уличных фонарей. Минут через пять, отбежав подальше от опасного района и отдышавшись, Аня с любопытством посмотрела на своего спасителя.

– Яков, но для вас, мадам, просто Яша – белозубо улыбнулся парень и сверкнув выразительными темными глазами, добавил: – Из Киева. Приехал поступать в техникум.

– Анна, но для вас (кокетливо поправила причёску), просто Аня. Яша, а где вы так драться научились?

– Эх, Анечка, вас бы на годик-другой бы, да на Киевскую окраину! Многому бы научились! А я там вырос… Кстати, вас проводить? А то неровен час ещё кто прицепится. Второй раз может и не повезти… Райончик-то «весёлый», сами знаете.

– Почему бы и нет? Мне недалеко, здесь на Московском…

Мелкий дождик перестал накрапывать, облака разошлись на короткие минуты и луна осветила две фигуры: мужскую и женскую, неторопливо удаляющиеся по набережной…

Вот так, по странной прихоти Судьбы, в далёкий и непогожий ленинградский вечер и встретились дочь расстрелянного православного священника и блудный и непутёвый, в 15 лет ушедший из родительского дома сын ортодоксального аптекаря из Киева.

Через год у них родилась дочка, Леночка.

Осень,1941 год.

Леночка плакала навзрыд… Любимец всей «коммуналки» – рыжий кот Мишка из последних оставшихся силёнок забился под шкаф, где и умер по-тихому через несколько часов. Умер от голода… Кот был домашний и ласковый, крыс откровенно побаивался и охотиться не умел. Лежал на диванчике, накрытый маминой шубкой. Все ждал, когда же люди его накормят, слабел с каждым днём, и просительно мявкал все тише и тише… Но самим бы выжить в этом насквозь промёрзшем голодном городе… Соседи успели уехать, кто остался – из дому не выходит, только в магазин – карточки отоварить, да к Неве за водой.

Хорошо хоть, недалеко, мимо Летнего сада по Фонтанке, и вот она – прорубь. Зачерпнула воды, одела варежки на озябшие руки (стояла редкая для ноября стужа, термометр иногда опускался до 30) и домой, мелкими старушечьими шагами. Минут за двадцать можно дойти, если отдыхать пореже. Воздушной тревоги пока не объявляют, значит «немец» прилетит чуть позднее – ближе к вечеру, тогда не зевай – бегом в убежище на соседней улице. Переждала – и домой, снова потихоньку скармливать печке-«буржуйке» остатки мебели и паркета.

Хотя, им ещё грех жаловаться… У отца – офицерский паёк, у матери рабочая карточка, впроголодь, на грани, но прожить можно.

…Начало войны Яша встретил на небольшой, но ответственной должности начальника радиоузла на Литейном проспекте, куда попал после окончания техникума. Аня воспитывала дочку, вечный недостаток денег воспринимался по молодости с некоторым юмором.

Молодые супруги даже успели съездить в Киев, но местная родня приняла их не слишком любезно, прибывая в шоке от столь незавидной (по их мнению) женитьбы.

22 июня, не дожидаясь повестки, Яков пришёл в райвоенкомат и вскоре в новенькой лейтенантской форме убыл в район боевых действий.

Ему невероятно везло в тех страшных боях лета 41-го. Из его роты в строю оставалось человек 30, а он – как «заговорённый» – живой и ни разу не раненый. Но в августе, под городом Великие Луки запас везения, видно, кончился, и пуля из немецкой винтовки прошила почти насквозь, нехотя остановившись только у позвоночника. Его сочли убитым но, придя в себя на короткие мгновения и собрав остатки сил, Яша тихим матерным шёпотом быстро сказал санитарам пару выразительных фраз, после чего с облегчением потерял сознание. В госпитале его выходили, но после медкомиссии перевели в часть связистов на окраине Ленинграда.

Дефицит инженерных кадров был острейший, а спецом Яша был отличным, вот и мотался круглые сутки по городу и области, организовывал, налаживал, восстанавливал. И под бомбы попадал не раз и не два, и под обстрелы (понятие «тыл» было весьма относительное), но привычно белозубо улыбался, загружая инструмент в «полуторку» и морщась от боли в раненом боку. Спал урывками, работал на износ, но все же, нет-нет да и заезжал к своим на Фонтанку…

Вот и сегодня, уговорив водителя подождать пять минут, тяжело поднялся на второй этаж, освещая себе дорогу фонариком, открыл знакомую дверь и обнял закутанную в одеяла и платки Леночку.

– Чего ревёшь? – и замолчал, увидев на коленях у дочки окоченевшее рыжее кошачье тельце.

– Дааа… – Мишку он тоже любил, знал, что тому не выжить никак, и так долго продержался, не иначе дочка потихоньку подкармливала, пока было чем. В городе давно ни кошек, ни собак не осталось – съели всех.

– Мама где?

– На работе, скоро придёт. Дождёшься?

– Да нет, не получится, ехать пора. Ладно, давай сюда Мишку, похоронить надо. – Завернул в тряпицу невесомое тельце… – После войны будет тебе роскошный мохнатый котище, и назовём его как-нибудь красиво: «Герцог», например. Одобряешь имя?

– Лучше, «Маркиз», пап, – улыбнулась сквозь слёзы.