Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.

Пошёл я к пятой и шестой рельсе, тут эшелон подоспел. Запрыгнул на него, помахал диспетчеру ручкой и поехал своих догонять. Впереди, платформ пять, усмотрел часового возле машины. Я к нему перебрался, а он тоже не курит. Вот чёрт! Не успели мы с ним парой слов перекинуться, поезд наш вдруг тормозит и останавливается на перегоне. И бегут к нам дежурный по эшелону с дневальными, снимают меня с платформы и ведут в штабную теплушку. Господа офицеры увидели, как я запрыгнул на платформу, позвонили на тепловоз.

И давай мне допрос учинять, кто я и откуда, и кому ручкой махал и почему. Один мои документы в руках держит, а сам спрашивает, сличает. Наверное, замполит. И хочется ему орден получить за поимку шпиона империалистического, пытавшегося выкрасть секретную схему перестановки колёс у автомобиля ГАЗ-51 или, что ещё хуже, срисовать внешний вид карбюратора К21Г. Но я держался, как учили правильные детские книжки держаться советских разведчиков в застенках гестапо, своих не выдавал, и в конце концов замполит понял, что ордена за меня ему не дадут, вздохнув, вернул мне документы и пообещал сдать в Чите в комендатуру. Пусть там разбираются.

Попадать в комендатуру мне вовсе не хотелось. Прощай целина, с позором в часть вернут, а то ещё и дезертирство пришьют. На стене штабного вагона проступил лик капитана Голубенко. Затосковал я слегка. Ну, ничего, до Читы ещё почти сутки, за это время что-нибудь придумается.

Тут вдруг наш состав притормаживает, идёт все тише и тише и совсем останавливается посреди тайги. И на платформы лезет толпа мужиков с косами, да баб с корзинками всякими. Наверное, где-то поблизости сено косили, а машинист местный, с ним заранее договорено, да кто ж знал, что ему воинский эшелон подцепят? Нежданные пассажиры скоренько разместились на платформах под машинами, и поезд тронулся, а дежурный по эшелону принялся крутить ручку телефона, ругать машиниста и требовать немедленной остановки. После обещаний всех мыслимых и немыслимых кар на его голову машинист остановил состав. Дежурный в сопровождении дневальных, оставив одного дневального охранять меня, чтобы я не сбежал, и прихватив ещё несколько человек, бросился ловить нарушителей. Шум, гам, по кустам носятся толпы народа. Один мужичок сел под пушистую ёлочку, достал термос, налил чаю. Сидит, тормозок жуёт, чаем запивает. Вокруг беготня, ловля диверсантов, а его никто не трогает. Он ведь ни от кого не убегает. Развеселил меня этот мужик.

Тепловоз дал гудок, и поезд медленно пополз. Дежурный с дневальными запрыгнул в вагон, бабы с мужиками опять, высыпав из тайги, влезли на платформы. Мужик под ёлкой допил последний глоток, завернул термос, положил его в котомку и тоже прыгнул на платформу. Дежурный плюнул в тайгу. Машинист двинул вперёд контроллер. Мы помчались дальше.

Солнце уже почти касалось сопок, когда мы наконец остановились на маленькой станции, скорее, полустанке «Жанна». К кухне потянулись гонцы от теплушек с бачками и чайниками. Товарищи офицеры гурьбой пошли туда же. Я подошёл к двери. Поезд стоял в трёх метрах от густого кустарника.

– На минуту, за кустик – сказал дневальному.

– Давай, только быстро.

Спрыгнув с вагона, не спеша зашёл за куст. Сто метров со скаткой, противогазом и карабином на зачёт в части пробегал за 13,8 секунды. Теперь, наверное, поставил мировой рекорд. Но углубляться в тайгу не стал, а свернул в сторону тепловоза, подполз к краю кустарника напротив него и стал смотреть вдоль состава. Голосов слышно не было, но было видно, как из вагонов вдруг посыпался народ. Выждав с полминуты после того, как последний скрылся в тайге, я чуть не ползком шмыгнул за тепловоз и поднялся в кабину к машинистам. Ребята были молодые, быстро въехали в ситуацию и начали по рации долбить «Жанну», чтобы давала отправление. Запросили, где мой эшелон, номер его ещё в Хабаровске я записал. Разрыв шесть часов!