[Х-АН] Мне было где-то двадцать пять. Вначале шла статья — разбой. Потом в конце концов, когда уже договоренность была, более мягкие сроки дали и все подвели под мошенничество и контрабанду. То есть обычная сделка была: ты даешь деньги заранее, чтобы товар привозили. Были случаи, когда товар завозят и проблем. Нет, заплатил — забрал. А здесь по-другому получилось. Мои партнеры — иностранцы — обратились в милицию, и чисто со стороны их заставили написать, что на них разбойничали, хотя они только вернули то, что они должны были вернуть, Ну их потом тоже выдворили за контрабанду.
[ПХ] Это 1980 год. А что было в 83-м?
[Х-АН] Мне все время одно и то же шло — контрабанда. В 83-м — то же самое. Тогда такие оптовые завозы делались. И тогда тоже мои партнеры неправильно поступили,
[ПХ] Сколько раз вас сажали?
[Х-АН] Три. 1980 год, 83-й и 90-й.
[ПХ] Сколько лет в обшей сложности вы сидели?
[Х-АН] Где-то семь лет или чуть больше.
[ПХ] В Москве тогда была широко развита подпольная экономика: всякие фарцовщики, коррумпированные чиновники, контрабандисты и так далее. Именно таких подпольных предпринимателей вы подчиняли себе?
[Х-АН] В принципе, если мы что-то государственное могли брать, это было самое приятное. Потому что ты знаешь на сто процентов, что ты делаешь правильно, что и для тебя, и для твоего народа, и для твоей религии — это враг. Ты знаешь, что твой народ оккупирован и что ты с государством в враждебном состоянии находишься. В принципе тогда многие действия были позволительны. Ну тогда мы были молодые,
То есть опять-таки я не был ангелом. Если нужно было, я рэкет делал, все что угодно делал. У меня задача стоит, я ее выполняю. Я с законами абсолютно не считался. У меня единственный закон — чисто перед Богом: что ты можешь, а что не можешь. Я не был настолько сильно религиозным, как сегодня, но религиозным я всегда был. Я всегда с детских лет молюсь. Даже в университете, я не скажу, что очень строго выполнял все, но молился.
[ПХ] Наверно, молиться было не очень удобно при атеистическом режиме.
[Х-АН] Во-первых, это не делалось открыто, конечно.
Когда мы молились, мы это не демонстрировали. Скажем, когда ты молишься, ты закрываешь дверь. Потому что всем казалось, что это непонятное дело, глупость какая-то, это не поощрялось.