Разговор с незнакомкой

И вот теперь он сидел здесь, на старой даче, слушал, как падают с деревьев тяжелые капли. Миновала ночь. Он все сидел, курил. Потом подтер тряпкой в углу скопившуюся за ночь дождевую лужу. Вышел в сад, достал из колодца воды, умылся, вылил оставшуюся воду в чайник, поставил его на электроплитку. Сегодня последний день рабочей недели. Он мог бы и не ехать в редакцию. По неписаному закону каждый из заведующих отделами имел один свободный, так называемый творческий, день в неделю. Его днем была пятница. Мало что давала она ему, все равно чаще всего приходилось работать и в выходные, в редакции особенно не распишешься — текучка: звонки, авторы, корректуры, правка, редколлегии и летучки.

Электричка мчала его мимо редких березовых куртин, длинноствольных, пиками уходящих в небо елок, мимо золотящегося вдали жнивья.

…Он увидел ее на кругу. Там, где разворачивался его троллейбус, забирая в обратный путь новых пассажиров. Та же синяя блузка, через плечо — на длинном ремешке — аккуратная замшевая сумка.

Александр Дмитриевич, задержавшись на минуту на остановке, увидел, как она поднялась на ступеньку, как вошла в троллейбус, села на крайнее от входа место у окна, то место, с которого он только что поднялся, и теперь отметил про себя, что они могли бы сидеть рядом, если бы ехать им в одну сторону.

И весь долгий, весь этот знойный августовский день Александр Дмитриевич мысленно возвращался к утренней встрече. На этаже не работали кондиционеры, в открытые окна тянуло суховейным жаром и запахом дыма, где-то за городом горели леса или торфяники. Александр Дмитриевич обливался потом, и все же легко ему было сегодня, как давно уже не было. Он позвонил по телефону, назначил встречи сразу нескольким авторам, отложенные было на следующую неделю. Пригласил художника, разобрался с иллюстрациями к материалам на будущие номера. Хотел было подняться в буфет за сигаретами, и тут позвонили из Ташкента.

— Ну как там у вас? — как пароль крикнул он в трубку.

— Да попрохладней, уже четвертый день, как двадцать восемь — тридцать, не выше…

— Ну вот, а у нас тридцать… семь!

— Не может быть! — не поверили в столице Узбекистана.

«Мир перевернулся… — подумал Александр Дмитриевич, слушая далекий голос, и тут же вспомнил Незнакомку. — Да, мир, пожалуй, перевернулся…»

К четырем он успел уже переговорить с авторами, выпить кофе в буфете, выкурить две сигареты на «пятаке» (так называли круглую площадку возле буфета и столовой), где всегда кто-то обретался из редакций соседних журналов и газет, где притормаживали авторы-классики и авторы-новички, где любили потрепаться вездесущие фотокоры.

Около пяти стал собираться домой, думая о том, как долго еще до завтрашнего утра — более половины суток. Прибирая бумаги на столе, взглянул на календарь и с ужасом понял, что завтра суббота, впереди два выходных и что завтрашнее-то утро ни при чем.

А когда он попал на остановку, его вдруг осенило, что действительно завтрашнее утро ни при чем. Вот теперь уже, сейчас он стоит здесь, на троллейбусном кругу, а через час, может быть, полтора подойдет троллейбус, из которого выйдет она. Ведь это же ее остановка. «И моя тоже… боже мой, сколько у нас уже общего!» — мысленно усмехнулся он.

Нужно что-то предпринять, придумать, заговорить с нею. Но как? Как решиться в тридцать семь, когда он и в двадцать не был горазд на такое? Не раз и не два размышлял он, пытался понять, чем же это обусловлено: воспитанием, комплексами? И как вообще надо, как должно быть в жизни? Как у него, который не может заговорить с человеком, пока его не представят ему? Или как у большинства его знакомых, которые без труда знакомятся с понравившимися девушками и легко продолжают знакомство? Так размышлял он, сидя на садовой скамейке в крохотном сквере позади троллейбусного кольца, курил.

Ровной чередой с едва заметными интервалами стали подходить переполненные троллейбусы. Люди пестрым роем высыпали на остановку, тут же рассеивались, устремляясь к дверям магазинов, к подворотням стоящих рядом домов, исчезали в переулках. Через минуту-другую все повторялось.

Александр Дмитриевич пытался высмотреть в этой суете, в хаотическом движении прибывающего народа синенькую блузку, но так много было в движущейся и все увеличивающейся массе синего, голубого, фиолетового, что он, не надеясь на зрение, боясь пропустить Незнакомку, подошел ближе, смешался с теми, что ожидали, пока выйдет новая партия приехавших, собираясь войти в освободившийся салон.

Троллейбусы приходили и уходили, народу поубавилось. Прошло более часа, как Александр Дмитриевич стоял здесь и смотрел на мелькающие лица, на троллейбусы, совершающие вокруг него словно бы круг почета. «Вероятно, пропустил ее, когда сидел в скверике, — подумал он, закуривая новую сигарету. И сразу вдруг ему стало не по себе. — Чего, собственно, я жду? С какой стати торчу здесь, как мальчишка, ожидая невесть чего?!» Александр Дмитриевич отбросил сигарету и шагнул навстречу подошедшему троллейбусу.