Разговор с чужой тенью

– Я не могу с вами согласиться. Сила и очарование артиста заключается в его способности перевоплотиться, стать совершенно другим человеком, причем таким, в правдоподобность которого зритель поверил бы.

– В этом все дело. В перевоплощении. Что бы вы сказали об автомате, который сегодня выдавал бы вам стакан воды с сиропом, а завтра по собственной прихоти подметал улицы? Такой автомат никому не нужен.

– Значит, вы отказываетесь от своих слов? Только недавно вы говорили, что нельзя создать машинную модель человека, а сейчас сравниваете его безграничные возможности с возможностями автоматов-дворников.

– Я не сравниваю, – возразила Галя, – я просто не представляю, как человек, которому дана одна жизнь и одна линия поведения, может жить сразу несколькими жизнями. То он товарищ Иванов, то Отелло, то Дон-Кихот, то летчик-испытатель. Кто же в таком случае он?..

Я знал, что Галина совершенно не права, что она просто-напросто не понимала смысла творчества, но спорить не стал. Ведь сегодня у нас был первый вечер!

В зрительном зале я почти не смотрел на экран. В полумраке вырисовывался ее строгий профиль. Она сидела напряженно и смотрела на экран, не отрываясь. Я тоже боялся пошевелиться. После кино Галина попросила, чтобы я ее не провожал.

– Скажите хоть, где вы живете?

– Там…

Она улыбнулась и неопределенно махнула рукой. Я видел, как она вошла в троллейбус, а затем мне показалось, будто в тот же троллейбус вскочил мой дипломник и девушка-монтажница.

3

Через день утром профессор Касьянов вызвал меня в свой кабинет. Старик был явно не в духе. Он часто сопел и то и дело глубоко вздыхал.

– Садитесь, – приказал он. – С каких это пор вы решили проводить в институте научно-техническую политику, идущую вразрез с моей?

Я посмотрел на него с удивлением.

– Не притворяйтесь, мне все известно. Но ваши личные отношения с Галиной Гурзо меня не интересуют. Меня интересует то, чему вы ее учите.

– Простите, я вас не понимаю, – проговорил я, медленно поднимаясь.

– Сидите. Вы все прекрасно понимаете. Знайте же, вы не имеете никакого права начинять молодые головы вашими консервативными взглядами на перспективы развития автоматов. Гурзо талантливая девушка, я жду от нее очень многого. Более того, я поручил ей выполнить одно важное расчетное задание, после которого весь ваш идеализм относительно эмоций, любви и прочего полетит в тартарары. Вы увидите эти понятия отображенными в формулах математической логики. И, вместо того чтобы помочь мне и ей, вы начинаете этого талантливого сотрудника перевоспитывать на свой лад. Начинаете петь ей всякую поэтическую чепуху, забивать ее сознание иррациональными бреднями.

– Да, но я имею право…

– Лично вы – да, – перебил Касьянов. – Но не она. Вам много лет, и вас уже ни в чем не переубедишь.

Я почувствовал, что бледнею.

– Послушайте, профессор. Даже ваше звание и ваше положение не дают вам никакого права указывать мне, когда, где, кому и что могу я или не могу говорить. Наука не постоялый двор, а научные работники не послушные мулы. Разрешите мне иметь по всем пунктам свое собственное мнение и высказывать его при обстоятельствах, которые больше всего устраивают меня, а не вас.

Взбешенный, я покинул кабинет и вернулся в лабораторию. Я подошел к рабочему столу Галины и громко, чтобы все слышали, спросил:

– Чем вы сейчас занимаетесь?

Она встала и протянула мне листы бумаги.

– Вот, новый алгоритм эмоциональной динамики человека. Разработка профессора Касьянова…

Я вырвал из ее рук бумагу и пробежал глазами аккуратные строчки.

– Бросьте заниматься чепухой! Не для того мы здесь работаем, чтобы проверять сомнительные идеи…

– Я ему сказала то же самое… – сказала Галина.

– Вы?

– Да. Когда он объяснил мне содержание работы, я сказала, что он несет чепуху.

– Вы сказали Касьянову, что он несет чепуху? – воскликнул я.

Она удивилась.

– А что же здесь такого? У меня с вами одна и та же точка зрения…

«Так вот почему взбеленился старик!»

Несколько минут я стоял в нерешительности. Мне показалось, что за моей спиной хихикнули. Я обернулся и увидел, что дипломники серьезно и сосредоточенно возились у своих схем и приборов.

– Ладно, Галя, – сказал я, немного успокоившись. – Продолжайте работу. Неладно все получилось. А вообще… Я бы вам не советовал разговаривать с профессором Касьяновым в таком духе…

Она едва заметно улыбнулась.

– Вот еще один элемент, который он не предусмотрел в своем алгоритме…

– Какой?

– Способность человека к компромиссам со своей совестью.

Я так и сел. На этот раз дипломники действительно прыснули от смеха. Мне ничего не оставалось делать, как поспешно покинуть лабораторию. До конца рабочего дня я просидел в библиотеке.

Мне было стыдно за себя. Как она меня поддела! Компромисс со своей совестью? Больше того, со своими убеждениями! Чушь какая-то. Нужно во что бы то ни стало объясниться с Галиной. Она может подумать, что я совершенно беспринципный человек…