Разговор оплачен заранее

Старик рассмеялся – и тут же заплакал навзрыд. Он сидел и держал трубку в руке, чувствуя себя глупым, заблудившимся ребенком. Разговор этот был немыслим, его не следовало продолжать – и все-таки разговор продолжался. Совладав с собой, старик прижал трубку к уху и сказал:

– Эй, ты там! Послушай… О господи, если б только я мог предупредить тебя! Но как? Ты ведь всего-навсего голос. Если бы я мог показать тебе, как одиноки предстоящие годы… Оборви все разом, убей себя! Не жди! Если б ты мог понять, что значит превратиться из того, что ты есть, в то, что есть я сегодня, теперь, на этом конце провода…

– Чего нельзя, того нельзя, – рассмеялся молодой Бартон далеко-далеко. – Я же не могу знать, ответил ли ты на мой звонок. Все это автоматика. Ты разговариваешь с записью, а вовсе не со мной. Сейчас две тысячи тридцать седьмой год, для тебя – шестьдесят лет назад. На Земле сегодня началась атомная война. Всех колонистов отозвали с Марса на ракетах. А я отстал…

– Помню, – прошептал старик.

– Один на Марсе, – рассмеялся молодой голос. – Месяц, год – не все равно! Продукты есть, книги есть. В свободное время я подобрал фонотеку на десять тысяч слов – ответы надиктованы моим же голосом и подключены к телефонным реле. Буду сам себе звонить, заведу собеседника…

– Да, да…

– Шестьдесят лет спустя мои записи мне позвонят. Я, правда, не верю, что пробуду на Марсе столько лет. Просто мысль такая замечательная в голову пришло, средство убить время. Это действительно ты, Бартон? Ты – это я?

Слезы текли из глаз старика.

– Да, да…

– Я создал тысячу Бартонов, тысячу магнитофонных записей, готовых ответить на любые вопросы, и разместил их в тысяче марсианских городов. Целая армия Бартонов по всей планете, покуда сам я жду возвращения ракет…

– Дурак! – Старик устало покачал головой. – Ты прождал шестьдесят лет. Состарился, ожидая, и все время один. И теперь ты стал я, и ты по-прежнему один, один в пустых городах…

– Не рассчитывай на мое сочувствие. Ты для меня чужак, ты живешь в иной стране. Зачем мне грустить? Раз я диктую эти записи, я живой. И ты, раз ты слушаешь их, тоже живой. Но друг друга понять мы не можем. Ни один из нас не может ни о чем предупредить другого, хоть мы и перекликаемся через годы – один автоматически, другой по-человечески страстно. Я живу сейчас. Ты живешь позже меня. Пусть это бред. Плакать не стану – будущее мне неведомо, а раз так, я остаюсь оптимистом. Записи спрятаны от тебя и лишь реагируют на определенные раздражители с твоей стороны. Можешь ты потребовать от мертвеца, чтобы он зарыдал?..

– Прекрати! – воскликнул старик. Он ощутил знакомый приступ боли. На него накатила тошнота – и чернота. – Боже, как ты был бессердечен! Прочь, прочь!..

– Почему был, старина? Я есть. Пока лента скользит по тонвалу, пока крутятся бобины и скрытые от тебя электронные глаза читают, выбирают и трансформируют слова тебе в ответ, я буду молод – и буду жесток. Я останусь молод и жесток и тогда, когда ты давным-давно умрешь. До свидания…

– Постой! – вскричал старик.

Щелк!

Бартон долго сидел, сжимая умолкшую трубку. Сердце болело нестерпимо.

Каким сумасшествием это было! Он был молод – и как глупо, как вдохновенно шли те первые годы одиночества, когда он монтировал все эти управляющие схемы, пленки, цепи, программировал вызовы на реле времени…

Звонок.

– С добрым утром, Бартон! Говорит Бартон. Семь часов. А ну, вставай, поднимайся!..

Опять!

– Бартон? Говорит Бартон. В полдень тебе предстоит поехать в Марстаун. Установить там телефонный мозг. Хотел тебе об этом напомнить.

– Спасибо.

Звонок!

– Бартон? Это я, Бартон. Пообедаем вместе? В ресторане «ракета»?

– Ладно.

– Там и увидимся. Пока!..

Дз-з-з-иин-нь-нь!

– Это ты? Хотел подбодрить тебя. Выше нос, и так далее. А вдруг именно завтра за нами прилетит спасательная ракета?

– Завтра, завтра, завтра – завтра…

Щелк!

Но годы обратились в дым. И Бартон сам заглушил коварные телефоны и все их хитроумные реплики. Теперь телефоны должны были вызвать его только после того, как ему исполнится восемьдесят, если он еще будет жив. И вот сегодня они звонят, и прошлое дышит ему в уши, нашептывает, напоминает…

Телефон. Пусть звонит.

«Я же вовсе не обязан отвечать», – подумал он.

Звонок!

«Да ведь там и нет никого», – подумал он.

Опять звонок!

«Это будто сам с собой разговариваешь, – подумал он. – Но есть разница. Господи, и какая разница!..»

Он ощутил, как его рука сама подняла трубку.

– Алло, старик Бартон, говорит молодой Бартон. Мне сегодня двадцать один! За прошедший год я установил мыслящие голоса еще в двухстах городах. Я заселил Марс Бартонами!..

– Да, да…