Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?

Окрылённый поддержкой товарищей по партии, Троцкий прибыл в Брест-Литовск, где шли переговоры о мире. Там он какое-то время эпатировал немецкую делегацию, требуя признать Советскую Украину и грозя обратиться ко всем народам мира за поддержкой в борьбе против агрессивных устремлений Германии. Одновременно, по указанию Троцкого, большевики развернули мощную агитацию в немецких и австро-венгерских войсках. Наконец, 10 февраля наркомин-дел провозгласил свою знаменитую формулу «ни мира, ни войны», крайне изумив тем самым немцев. И через неделю, 18 февраля, Германия начала крупномасштабное наступление. В тот же день Ленин решительно потребовал заключить мир с немцами любой ценой и впервые получил поддержку большинства ЦК, напуганного быстрым продвижением тевтонов — бывшая российская армия была неспособна сопротивляться и в панике бежала. Но уже на следующий день, 19 февраля, Франция и Великобритания предложили РСФСР крупную финансовую и военную поддержку с одним только условием — продолжать войну с кайзером. Сторонники «революционной войны» тут же воспрянули духом и решили не спешить с заключением мира. Более того, 22 февраля ЦК принял предложения Антанты, и Россия встала на пороге грандиозной бойни за англо-французско-американские интересы. Совершенно очевидно, что полностью деморализованная событиями 1917 года старая армия не смогла бы победить тогда еще мощную немецкую военную машину. Она бы закидывала трупами наступавших немцев, как можно дольше отвлекая их внимание от Западного фронта.

Ситуацию переломила только личная воля Ленина, 23 февраля добившегося-таки принятия германских условий мира, гораздо более тяжёлых, чем те, которые выдвигались поначалу. ЦК с большой неохотой поддержал своего вождя, опасаясь его угроз подать в отставку и обратиться за поддержкой к народу. При этом Троцкий вел себя предельно хитроумно — он выступил со следующим заявлением: дескать, по совести надо бы объявить обнаглевшей Германии революционную войну, однако сейчас в партии раскол, и она невозможна. Позицию главного советского дипломата поддержали еще два хитрована — Дзержинский и Иоффе. В результате выиграл Ленин. Дальше все развивалось в соответствии с его волей — VII Чрезвычайный съезд партии большевиков (6–8 марта) и IV съезд Советов (14 марта) высказались за принятие немецких условий — несмотря на яростное сопротивление левых коммунистов и левых эсеров.

Однако Троцкий на этом не успокоился. Он продолжал лоббировать идею союза РСФСР и Антанты, причем на весьма непростых для России условиях. Нарком был готов на то, чтобы обеспечить союзникам контроль над нашими железными дорогами, предоставить им порты Мурманска и Архангельска с целью ввоза товаров и вывоза оружия, разрешить допуск западных офицеров в Красную Армию. Более того, «демон революции» предлагает осуществить интервенцию Антанты в Россию по… приглашению самого Советского правительства. Да, такое предложение неоднократно и вполне официально обсуждалось на заседаниях ЦК. В последний раз это произошло 13 мая 1918 года, а уже 14 мая Ленин бодро зачитывал во ВЦИК сообщение советского полпреда в Берлине Иоффе, уверявшего в отсутствии у кайзеровской Германии каких-либо агрессивных намерений.

Троцкий уже откровенно выступал за войну на стороне союзников — 22 апреля он заявил, что новая армия нужна Советам «специально для возобновления мировой войны совместно с Францией и Великобританией против Германии». На «просоветскую» интервенцию очень надеялись многие деятели Антанты, и в этих надеждах их поддерживали западные представители в РСФСР. Так, британский представитель Б. Локкарт считал необходимым заключить с большевиками детально разработанный договор и «доказать им делами, что мы готовы, хотя и не поддерживая напрямую существование Советов, не бороться с ними политическим путем и честно помогать им в трудно начинающейся реорганизации армии».