Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?

Западные элиты сознательно поставили судьбы советской индустриализации в зависимость от зернового экспорта. А это только подтолкнуло руководство страны к проведению жестких мер в отношении крестьянства. Конечно, никто не снимает ответственности с руководителей той эпохи. Просто надо помнить о том, что ответственность лежит не только на них, но и на демократичных западных лидерах.

И все же — почему?

Было бы неправильно игнорировать сам факт массовых репрессий. Они, безусловно, имели место быть, причем зачастую принимали совершенно абсурдный характер. Что же было их причиной, почему, наряду с революционными палачами ленинской поры и политическими интриганами, пострадали сотни тысяч безвинных людей? Можно ли возложить ответственность за репрессии на Сталина и его ближайшее окружение?

Мне представляется, что политические репрессии 1937–1938 годов были вызваны острой внутрипартийной борьбой, которая к этому времени достигла своего размаха. В 20-е годы, как это ни покажется странным, она еще не была столь ожесточенной. Исследователи обычно оказываются загипнотизированными яркими образами ближайших ленинских соратников — Л.Д. Троцкого, Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, Н.И. Бухарина. Считается, что они-то и составляли самую мощную оппозицию Сталину, а с их устранением от высшей власти в партии и правительстве сложился некий консенсус, коварно разрушенный «тираном». Рационального объяснения подобного поступка не дается. Непонятно, почему Сталину понадобилось уничтожать согласных с ним людей. Версия об излишней подозрительности абсолютно несостоятельна. Попытка свести истолкование важнейших исторических событий к психологии затушевывает их социально-политический смысл. Даже если бы Сталин и был подозрительным, жестоким маньяком, совершенно непонятно — как этот маньяк смог осуществить грандиозную кадровую революцию в партии большевиков?

Но все становится объяснимым, если признать, что в 30-е годы на властном Олимпе столкнулись самые разные политические силы, бывшие едиными ранее, в 20-е годы. Действительно, влияние и «левых», и «правых» уклонистов (троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев) в партийно-государственном аппарате, армии, госбезопасности было довольно слабым. Да, они занимали многие высшие должности, однако не пользовались особым авторитетом в среднем и низшем звеньях партийцев. Когда речь шла о вотуме доверия оппозиционерам, выяснялось, что они представляют собой группу превосходных ораторов без широкой аудитории. Осенью 1926 года во время общепартийной дискуссии линию ЦК поддержали 724 066 членов ВКП(б), тогда как оппозиционеров — 4120. В Московской парторганизации за платформу «левых» был подан лишь 171 голос (всего в обсуждении приняло участие 53 208 человек). Даже в Ленинграде — вотчине Зиновьева — оппозиция собрала лишь 325 голосов при 34 180 голосовавших. Бухаринская оппозиция не пользовалась даже такой поддержкой. А вот в 1934 году, во время XVII съезда ВКП(б), на выборах в ЦК против Сталина было подано около 270 голосов из 1225. Спрашивается, когда борьба внутри партии была ожесточенней — в 20-е или в 30-е годы? Думаю, ответ очевиден.

В 20-е годы подавляющее большинство оппозиционеров сплотилось против старых вождей, придерживающихся опасных крайностей. Функционеры, партийные менеджеры, идеологи, военные, чекисты не желали подчиняться диктатуре высших лидеров, которые звали либо к немедленной мировой революции, либо к возвеличиванию единоличного крестьянского хозяйства. Они желали реализовывать более умеренные проекты, не уклоняясь сильно «влево» и сильно «вправо». Сталин почувствовал эту тенденцию, поэтому вокруг него сплотились самые разные партийные течения, группы и кланы. Но когда с уклонами старых вождей было покончено, началось стремительное расслоение внутри бывшего, просталинского большинства.

В 30-е годы в стране стал реализовываться сталинский план строительства социализма. Пришло время практики. А практика во многом идет вразрез с теорией. Вот и в 30-х страна столкнулась с многими трудностями, что вызвало рост недовольства — и в партии, и вне ее. И это только усиливало внутрипартийную борьбу. Противостояние на сей раз происходило скрытно, ибо никто не хотел получить упрек во фракционной деятельности. А это придавало больший накал подковерной схватке за власть.