Раздолбаи. (Работа по специальности)

Трудно сказать, что именно поразило пушистого жулика – смысл слов или же интонация, с которой они были произнесены. Но так или иначе, а супостат затрепетал, бросил ломик и, вжимаясь горбиком в стену, начал потихоньку выбираться из вдавлины.

В свою очередь сторонясь противника, Никита подступил к ломику и на всякий случай сначала поставил на него ногу. Лупоглазый тем временем, достигнув края вдавлины, подпрыгнул и, так вереща, словно с него черти лыко драли, пустился наутёк. Кляпов с облегчением поднял инструмент и оглянулся, ища глазами брошенную во время поединка сетку с капсулами.

Возле глыбы, с самым угрюмым видом, маячила надзорка.

«Запросто мог щелчка получить…» – растерянно подумал Кляпов.

– А что мне ещё оставалось делать? – бросил он. – Идти новый ломик выкорчёвывать? Так там одни только тупые остались…

Надзорка не шевельнулась – как присосалась к покрытию.

Кляпов подобрал сетку и, подойдя поближе, определил её вместе с ломиком на глыбу.

– Сволочи вы всё-таки… – уныло сказал он надзорке. – Ну вот, смотри… – Он огладил молочно-белый выступ. – Скульпторы о таком изгибе и не мечтали! Того же Генри Мура возьми… Да у нас бы… Ну, не у нас, конечно – на Западе… На пьедестал бы поставили! В каком-нибудь, я не знаю, Люксембургском саду… А я это должен ломать. Почему? Зачем это вам?..

– Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?

Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумлённо улыбаясь, стояла Лика – стройная, яснолицая. Бёдра её были до колен влиты в тёмно-серые брючки – без единого шва, с приглушённым змеиным узором. Кольчужно мерцала плетёная короткая безрукавочка.

– Д-добрый день… – в панике пряча глаза, пробормотал Никита. – Нет, я… Так, с самим собой… Д-досада, знаете, взяла… – Он отважился взглянуть на Лику. Та улыбалась.

– И что же вас так раздосадовало?

Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в самом деле, что вёл с надзоркой душеспасительные беседы, да ещё и с искусствоведческим уклоном… К счастью, блуждающий взгляд его вовремя коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью капсулами.

– Да вот… выдали одними красненькими, – нашёл он наконец оправдание. – Теперь менять надо…

Лика засмеялась.

– Боже, какие всё-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные – серенькими…

«Вы, мужчины…» Кляпов был потрясён. Она причисляла его к мужчинам. То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой… И даже не в этом суть! Она видела в нём человека. И с Никитой немедленно приключился приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.

– Лика! – взмолился он, чуть не схватив её при этом за руку. – Я слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно тонко… Ну скажите: как такое вообще можно ломать?

Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.

– Никита, – с лёгкой укоризной молвила Лика. – Это хозяева. Что вас удивляет? У них прекрасно всё. Даже то, что идёт на слом…

– Но зачем?!

Лицо Лики слегка затуманилось.

– Доверьтесь хозяевам, – многозначительно изронила она.

– Довериться… – глухо повторил Никита. – Я уже однажды им доверился. Когда влез в летающую тарелку…

Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно высматривая что-то вдали. Разговор становился всё неприятнее и неприятнее.

– Знаете, Никита, – прямо сказала она, окинув его откровенно недружелюбным взглядом. – Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю, вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам…

Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивлённо округлить глаза. Сейчас он почти ненавидел её – красивую, холёную, благополучную.

– И чем же я заслужил, позвольте узнать, – сам содрогнувшись при звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, – чтобы со мной обращались, как… как с этими… Как вы их называете?.. Побирушками!

– А не надо ставить себя с ними на один уровень, – отрезала она и, обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.

«Видела! – наотмашь полоснула догадка. – Видела, как я тут воевал из-за ломика с этим… лупоглазым…»

– Значит, побирушка… – медленно проговорил Никита, глядя вслед Лике. – Ладно…

Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.

– Да не буду я ничего менять… – безразлично сказал он горстке алых, как выяснилось, тюбиков.

Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и нанёс сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик вошёл в неё чуть ли не до половины.

«Вот и отлично… – с отвращением подумал Кляпов. – И забивать ничем не надо будет… А петлю можно из кабеля…»

***

– Свет посильнее сделай, – попросила Лика. – А то не видно ничего…