Разделяющий нож: Приманка

– Злые бессмертны. Они не могут умереть. Даже если разорвать Злого на тысячу клочков, суть Злого просто скроется в другой норе и восстановит себя, сохранив все свои знания и тем самым став вдвое опаснее. Сами по себе Злые не могут умереть, так что приходится разделять с ними смерть.

– Не понимаю.

– Я тебе все объясню, – выдохнул Даг, – потом.

Он перекатился на спину. Его всклокоченные волосы слиплись от пота, глаза цвета сассафраса, прищурившись, смотрели в потолок.

– Отсутствующие боги... Мы сделали это! Готово... Это сделала ты! Что за неразбериха... Мари меня убьет. Сначала, правда, расцелует. Расцелует нас обоих.

Фаун поднялась на колени и обхватила руками живот.

– Почему первый нож не сработал? Что было не так?

– Он не был заряжен. Прости, я не подумал... в спешке. Дозорный определил бы на ощупь, который нужен. Ты, конечно, не могла различить... – Даг повернулся на левый бок и протянул руку к ножу с синей рукоятью. – Это мой, для меня, когда придет время. – Его рука коснулась ножа и отдернулась. – Что за?.. – Приоткрыв губы и внезапно насторожившись, он снова осторожно протянул руку к ножу. На этот раз он отдернул ее не так резко, но безумная радость у него на лице угасла. – Странно. Очень странно.

– Что такое? – бросила Фаун. Боль и растерянность сделали ее голос резким. Все ее тело болело, голова, казалось, была наполовину оторвана, в животе волнами накатывала боль. – Ты ничего мне не объясняешь, вот я и делаю глупости, только я тут ни при чем.

– Ох, я думаю, что на этот раз при чем. Таково правило. Почет получает тот, кто совершил, независимо от того, как совершил. Поздравляю тебя, Искорка. Ты только что спасла мир. Мой отряд будет просто счастлив. – Фаун подумала было, что Даг безжалостно смеется над ней, но хотя слова его казались дикими, ровный голос звучал совершенно серьезно, а глаза смотрели ласково... без намека на насмешку.

– Может, ты просто свихнулся, – ворчливо сказала Фаун, – поэтому-то и городишь бессмыслицу.

– Неудивительно, если я свихнулся, – с готовностью согласился Даг. Он с кряхтеньем встал на колени, опираясь на правую руку, и подвигал подбородком, словно разминая онемевшее лицо, и заморгал, как сова. – Мне нужно убраться подальше от этой мертвой грязи. Она ужасно оскверняет мой Дар.

– Твой... что?

– Это я тоже объясню тебе потом, – вздохнул Даг. – Объясню все, что только захочешь. Я перед тобой в долгу, Искорка. Весь мир перед тобой в долгу. – Немного подумав, он добавил: – То есть многие люди. Это ничего не меняет.

Даг протянул было руку к уцелевшему ножу, потом помедлил, и выражение его лица стало отсутствующим.

– Не окажешь ли мне услугу? Возьми нож и неси его с собой. Рукоять и обломки другого тоже. Их следует похоронить как подобает.

Фаун старалась не смотреть на его культю – розовую, припухшую и, похоже, причинявшую боль.

– Конечно, конечно. Они не сломали твою... штуку для руки? – Фаун заметила в нескольких футах от себя кожаный мешочек и поползла за ним – она не была уверена, что уже сможет держаться на ногах. Фаун собрала обломки в свой оторванный рукав, а уцелевший нож сунула в ножны.

Даг потер левую руку.

– Боюсь, что так. Предполагалось, что так протез сниматься не будет. Дирла все поправит, она умеет работать с кожей. Такое случается не в первый раз.

– С твоей рукой все в порядке?

Даг еле заметно улыбнулся.

– Она тоже так уж легко не отделяется, хоть человек-медведь и старался. Ничего не сломано. Ей просто нужен отдых.

Даг рывком поднялся на ноги и постоял, расставив ноги и покачиваясь, пока не убедился, что снова не упадет. Прихрамывая, он обошел пещеру, подняв сначала свой сломанный протез, который он повесил на плечо за ремешки, потом свой большой нож. Вытерев его своей перепачканной рубашкой, Даг сунул нож в ножны. Оглядев пещеру и убедившись, что больше ему ничего не нужно, он вернулся к Фаун.

Резкие судороги, когда девушка попыталась подняться, согнули ее пополам. Даг помог ей встать на ноги. Фаун сунула кожаный мешочек и узелок из оторванного рукава себе за пазуху. Держась друг за друга, Фаун и Даг похромали к выходу из пещеры.

– Как насчет глиняных людей? Они не нападут на нас снова? – со страхом спросила Фаун, когда они ступили на тропу, идущую по краю мертвого ущелья.

– Нет. Все кончается со смертью Злого. К глиняным людям возвращается их звериная суть, только от подобий человеческих тел им никак не избавиться. Обычно они в панике убегают. Ничего хорошего бедняг, впрочем, не ждет. Мы из милосердия убиваем их, когда удается. Иначе они быстро и мучительно гибнут.

– Ох...

– Те люди, разум которых Злой захватил, приходят в себя – окутывающий их туман рассеивается.

– Злые и людей порабощают?

– Когда их сила возрастет... Думаю, этот мог уже завести людей-рабов, хоть он и был еще на первой стадии.

– И они... освободятся? Где бы ни находились?

– Иногда освобождаются, иногда сходят с ума... Бывает по-всякому.

– От чего это зависит?

– От того, что они делали. Они ведь все помнят, понимаешь ли.

Фаун не была так уж уверена, что понимает, да ей не особенно и хотелось.