Член руководящего состава компании пришел в совершенную ярость, а мой компаньон едва обратил на это внимание. Как могли мы трое, услышав об этих действиях, касавшихся всех нас в одинаковой степени (мы принимали в этих переговорах одинаковое участие), реагировать настолько по-разному? Честно говоря, чрезвычайно эмоциональная реакция на данную ситуацию члена руководящего состава показалась даже несколько неадекватной тому, что произошло. Он не переставая говорил о том, как «разъярен» и «взбешен», и даже его лицо стало пунцово-красным.
Было совершенно очевидно, что он связывает чувства, выражающиеся в виде ярости, либо с желанием избавиться от переживаний, либо с желанием получить удовольствие. Когда я спросил, что значит для него такое разъяренное состояние и почему он позволяет себе испытывать такое напряжение из-за этого случая, он, все еще скрежеща зубами, сказал: «Ярость делает человека сильнее, а если ты силен, то, что бы ни случилось, справишься с этим!» Он прибегал к этой эмоции – ярости – как к источнику, благодаря которому можно избежать страданий и получить удовольствие, утверждая, что подобное чувство помогает ему управлять бизнесом.
Тогда я мысленно перешел к другому вопросу: почему мой друг-партнер отреагировал на ситуацию столь равнодушно? Я обратился к нему: «Похоже, тебя это нисколько не расстроило? Ты не разозлился?» А член руководства вставил: «Разве это тебя не бесит?» Но мой друг ответил просто: «Да нет, это не стоит того, чтобы расстраиваться». Когда он сказал это, я вспомнил, что все годы, что знал его, я никогда не видел его очень расстроенным
Я не смог бы найти большего контраста: один человек отчетливо связывал удовольствие держать ситуацию под контролем с состоянием гнева и ярости, в то время как другой связывал переживание от потери контроля с той же эмоцией. Их поведение ясно отражало их убеждения. Я начал анализировать собственные чувства. Как это происходит у меня? На протяжении многих лет я считал, что могу управлять событиями, если бываю зол, но я также знал, что мне не нужно этого делать, чтобы справляться со своими делами. Я мог добиться не меньшей эффективности в состоянии высшего счастья. В результате я не избегал гневных чувств – я просто использовал их, если мне случалось оказаться в таком состоянии, но никогда не вызывал их специально, так как мог обрести силу, не «впадая в ярость».
Я повернулся к нему и сказал: «Так все, что ты почувствовал, – это легкая досада? Но когда-нибудь ты бываешь зол или расстроен?» «Вообще-то нет, – ответил он. – Конечно, многое может вызвать это чувство, но такого почти никогда не случается». Тогда я спросил: «А помнишь то время, когда IRS забрала четверть миллиона долларов и это оказалось
Я не мог скрыть удивления: «Если бы я употребил это слово для описания своих эмоций, то как бы себя почувствовал? Неужели я смог бы улыбаться в тот момент, когда обычно бываю потрясен? Пожалуй, над этим следует поразмыслить». В последующие дни меня по-прежнему занимала мысль, как бы попробовать использовать языковые модели моего друга и посмотреть, какое это окажет влияние на мою эмоциональную сферу. Что произойдет, если в один прекрасный момент, когда я буду действительно разгневан, я подойду к кому-нибудь и скажу: «Это поистине досадно»? Одна мысль об этом вызывала у меня смех – до того это было забавно. Шутки ради я решил попробовать.