Разбуди меня (СИ)

Тискаю губки.

— Да… Да! М-м… Да…

— Сильно плохо?

— Сильно… Сильно… — лепечет она невменяемо.

— Куда? Не вставать… — вжимаю за шею лицом вниз. — Мне нравится так.

Наглаживая ее, проверяю в кармане пластиковые стяжки для запястий.

Думаешь, сбежишь утром? И каяться не придется?

А вот нихера не выйдет.

Не отпущу… У меня тоже "вопросики"!

Глава 17 — Капкан

Могут ли дрожать от перетраха ноги, если ты их практически не чувствуешь, и они едва ли участвовали в процессе?

О, да!

Жалуюсь? Не-е-ет! Ещё хочу! Такой же марафон "добра". Только бы отдышаться немного…

Мерзкая, унизительная петля неполноценности куда-то исчезла с моего горла.

И много от чего отпустило. И от чувства вины за себя, и от чувства стыда, и от злости на всех вокруг. Много чего там за броней жило своей жизнью и душило, что усилием воли я пытался держать на поводке.

А сейчас мне кайфово и легко!

Рассвет…

Моя рыжая кошка спит на животе, сдавленная грудь охуительно красива с этого ракурса…

Я разглядываю ее лицо. У нее веснушки на носу, и вьющаяся прядка прилипла к щеке. Истерзанные губы чуть приоткрыты. И сейчас я абсолютно точно узнаю эти губы по каким-то микропризнакам — припухлости, многочисленным бороздкам и тонкости кожи.

Любая мало мальская травма и губы Татико взрывались кровью, долго кровоточили. Нежные. И чувствительные, как оказалось. Волшебная моя.

Я смотрю на ее лицо и…

Из моей Татико, какой я ее помню, могло вырасти несколько разных женщин. Совершенно друг на друга непохожих.

Ее пытливость и безбашенное любопытство могли превратиться в какую-то одну историю. Ее самоотверженность, прямота и горячее сердце — в совершенно другую. Ее шиложопость, отчаянность и шкодство — в третью. Ее нескончаемые фантазии — в четвертую. И так можно продолжать до бесконечности. Она была разная…

Она и сейчас разная. Словно рубильник переключают. Я не могу понять какая она!

Но я вдохновлён и даже влюблен, кажется…

Потому что вместо того, чтобы вырубиться, лежу вот, любуюсь на нее спящую, улыбаюсь, немного мечтаю о будущем.

Концепция дружеского секса летит к чертям. Хочу эту женщину полноценно.

Целую в обнаженное плечо.

На мой детский восторг и привязанность, ощущение родства, наложились ещё чисто мужские штуки — страсть, чувство собственности, азарт… и нежность.

Рисую по изящной спине подушечками пальцев.

Мурлыкнув, прогибается во сне, чуть приподнимая бедра. И расслабляется снова.

Я встану с этого кресла. Вообще ни секунды не сомневаюсь, теперь. Ее не обломал я такой. Поэтому для нее хочется особенно! Любые преодоления, любые, только в кайф!

"Те, кто поддержал меня, когда я падал, теперь держитесь, мы взлетаем!".

Курить хочу.

Это вдруг возвращает меня в реальность, поднимая адреналин.

Пересаживаюсь на свое кресло. Ноги покалывают, словно затекли и теперь отходят. Я уже и забыл, что бывают такие ощущения. Секс животворящий и женщина огонь!

Вещи наши валяются на полу, у дивана. Кобура со стволом незаметно убрана под диван.

Зачем пугать женщин оружием? Не люблю я им понтоваться.

Одеваюсь, возвращаю все на место.

Достаю из кармана стяжку. Широкая и твердая. Ножницами не перерезать.

Кручу в руках.

Ну спит же вроде. Только вырубилась…

— Тати…

Не реагирует.

А если всё-таки сбежит? — прислушиваюсь к себе.

Я очень обижусь. Прямо насмерть, блядь!

А обижаться на женщину, ну такое, Литвин. Поэтому лучше управлять происходящим, чем потом сожалеть об неуправляемом.

Прикасаюсь к тонкому запястью. От щекотки встряхивает рукой. Ловлю за пальцы, не позволяя забрать. Аккуратно затягиваю одну стяжку на запястье, не сильно. Другую — на стальном поручне в изголовье, который мне помогает подниматься. Между ними делаю звено из ещё одной стяжки, чтобы не натягивать ее руку.

Ну вот. Так надёжнее.

Пусть лучше обидится она. Это я уж как-нибудь разрулю.

Разжигаю камин. Ночь была прохладная. Утро тоже свежее, а она обнажена.

Выезжаю на террасу, оставляя приоткрытой дверь. Камин немного дымит, когда разгорается.

Прикрывая глаза от кайфа и расслабухи в теле, курю.

Щелкаю позвонками.

На небе ещё виден месяц, хотя оно уже светлое и на горизонте зарево.

Хлопок дверями тачки. Какой-то движ за воротами.

Пойти, что ли, пообщаться?

Не люблю когда херня неуправляема. Любой пиздец надо возглавлять.

Выезжаю за ворота, на дорогу.

Два мужика.

Один, судя по выправке военный. Приехали на своей тачке, забирать вчерашнюю. Номеров на обеих нет. Скручены.

Интересно…

Тот, что помоложе, толкает в плечо старшего, "военного", кивая на меня.

Оборачивается.

— Доброго утра! — пытливо прищуривается.

— И вам доброго.

Идёт в мою сторону.

— Сергей, — тянет руку.

Старше меня на десятку. Глаза светлые, выцветшие, жёсткие. Звание было… подпол, наверное. До полковника вряд ли дослужил, судя по возрасту. Ушел. Или вылетел.

Часы дорогие… Тату старая выцветшая на кисти, едва считывается "ВДВ". Армейская ещё наверное.

— Дмитрий, — пожимаю.

— Наши люди здесь вчера немного берега попутали. Побеспокоили хорошего человека… Мы просим нас извинить.

— А "мы" — это кто?

— А "мы" — это тоже хорошие люди. Профессионально Вы их укатали. Моё почтение.