Разбуди меня

Вот только не дождётся. Я ухмыляюсь, качая головой.

— Объясниться? Не, я, конечно, знал, что вы тупые, но чтобы настолько… — насмешливо говорю, подмечая, как у обоих играют желваки и сужаются ноздри. Парни явно в шоке от внезапной грубости, даже не совсем понимают реальность ситуации. А я с удовольствием продолжаю, чувствуя, что пик скоро: — Никакой крыши не было, ясно? Я обманул вас, а вы повелись. Никто вас не спасёт. Но в качестве компенсации я готов нести подачки в тюрягу. Что там вам понадобится? Вазелин?

Взрыв не заставляет себя ждать. Первым бьёт Миша. С размаху, кулаком прямо в лицо. За ним подхватывает Егор.

Я стою на месте, не шатаясь. Не даю сдачи, просто жду, когда они закончат. Только не падать.

Удары сыплются один за другим. В лицо, под дых, по груди, по спине, даже по ногам. Почти каждый из них сопровождается матами. Выплёскивая злобу, парни не успокаиваются — заводятся сильнее.

Я чувствую вкус собственной крови, задыхаюсь, теряю фокус зрения. Ещё чуть-чуть — и это уже не кончится ничем хорошим. Тем более, морального облегчения всё равно не наступает.

Понимание этого заставляет дать сдачи. Я начинаю драться, тратя и без того скудеющие силы. Не вижу, куда бью, машу кулаками наугад, пытаюсь защищаться — это лишь сильнее злит Мишу и Егора.

Они разъярены до предела. Они не остановятся.

В какой-то момент я чётко это осознаю. Переборщил, раззадорив их. Зря позволил хорошенько избить себя, прежде чем вмешаться. О чём вообще думал?

Я, привыкший быть рассудительным и проницательным, так просто прокололся? Где были мои мозги?

— В тюрягу, говоришь? — в подтверждение запоздалой догадки доносится до меня срывающийся голос Егора. — А раз мы всё равно сядем, почему бы не грохнуть тебя?

Мише явно нравится эта мысль — он смеётся садистским визгом.

Мне становится тошно. И с этими людьми я когда-то поддерживал приятельские отношения?

Их направил на Риту?..

Да что за фигня со мной вообще творилась?

Рита… Мысль о ней ударяет сильнее, чем мощный хук Егора.

И отрезвляет окончательно. Я набрасываюсь на этих мудаков, не жалея сил, выплёскивая скопившееся отчаяние. Не соображая, что делаю, теряя связь с реальностью, просто бью и бью, уже свыкнувшись с непрекращающейся болью.

Они не остаются в ответе… Потасовка продолжается уже на асфальте.

Перед глазами темнеет, кто-то кричит, издалека слышатся звуки сирены…

Яркий свет полицейских фар режет глаза. Это последнее, что я запоминаю.

***

Я впервые лежу в больнице. И уже целую неделю.

Раны постепенно заживают. Я быстро восстанавливаюсь — уж с чем, а с организмом повезло. К тому же, я поддерживал его на протяжении всей жизни. Тренировки, пробежки, минимум алкоголя.

Лежать, когда из развлечений только процедуры — та ещё скука. Как назло, заняться вообще нечем. Напрягать глаза экранами мне запретили, общаться тут не с кем — одиночная палата, врачи заходят редко, а визитёров особо нет.

Меня почти не навещают. Мог бы я подумать о таком, будучи всегда в центре внимания любой компании? Мой авторитет среди сверстников неоспорим, люди тянутся ко мне… А смысл?

Все эти их восторги — ненастоящее. Большинство было со мной, только когда я был душой компании, успешен, умён и красив. Вот тогда вокруг меня и собирались. Разделить радость легче, чем горечь. Прислушиваться и рассуждать проще, чем делать.

Даже Руслан и тот больше отделывается подачками в виде дорогих фруктов, необходимых мелочей и денег для медсестёр, чтобы лучше заботились. Конечно, эти жесты друга — уже помощь. Но я понимаю — это скорее отмашка. Демонстрация проявление участия. Тратить время и видеться со мной Руслан не рвётся, но заботу изображает. В том, что не стоит ему ничего. Потраченные деньги для него даже незаметны, он каждый вечер спускает больше.

К тому же, такое вот участие претит мне с детства. Родители тоже всегда отделывались деньгами, взамен ставили невыполнимые условия и не заботились ни о чём, кроме имиджа. Со стороны они, конечно, выглядели заботливыми. Как Руслан сейчас.

А больше никто не придёт. Я и не жду, смирившись со своим заточением. Оно даёт возможность поразмыслить о многом…

Вспоминая свои поступки с Ритой, раздражение от её любви и желание поскорее закрыть эту историю; а после всего этого — метания, тупую боль и острое желание что-то сделать; я наконец сознаю, в чём дело.

Своей доверчивостью, какой-то детской наивностью и искренностью Рита изначально взволновала меня, расковыряла что-то внутри. И моя первая реакция на это — агрессивная защита. Что-то иное, недоступное мне, настоящее грозило разрушить привычный мир. Потому и был порыв испортить всё.

Проще было убеждать себя, что Рита — романтичная дурочка, ещё не видевшая жизни. Что цинизм — это просто-напросто реализм. Что она и сама всё поймёт, когда повзрослеет. Что настоящая Рита ещё не раскрылась. Что каждый в этой мире — эгоист. И каждый заменим.

Что любви нет…

Дверь в палату вдруг открывается, впуская посетительницу. Вот уж кого я совсем не ожидал увидеть.