Разборки в Японском море

Ее сексуальная распахнутость нанесла ее самооценке такую рану, что помочь могла только терапия интимной нежности. Она обняла Рока за талию и прижалась губами к его плечу.

– Я не злюсь, – Рок пустил к потолку очередную седую, с сизым оттенком, спираль дыма, – я просто наблюдаю и оцениваю.

– А я думала, что, кроме краба и драк, тебя ничего не интересует, – Валентина поднялась на локте и пристально вгляделась в лицо Рока.

Оно оставалось спокойным, даже непроницаемым.

– Ты сам загнал себя, – после затяжной паузы сказала она, – в угол.

– Жизнь загнала, – вяло возразил он. – И потом, море – это не карцер. Море – это свобода, – с оживлением закончил он.

– Знаю я этот фольклор, – небрежно усмехнулась Валентина,– свобода – это деньги…

Рок нахмурился, его пыл погас.

– У тебя они есть, но ты не свободна, – он перевел ничего не выражающий взгляд с потолка на Валентину.

– Ты намекаешь на брата? – насторожилась она.

– И какая свобода вообще может быть в борделе, в твоем ремесле? – продолжал Рок.

– Брат любит меня, – с ожесточенным упрямством произнесла Валентина, – дело не только в деньгах. Даже если бы я сделала что-нибудь такое… ну, выходящее за рамки, он простил бы. Пожурил бы, конечно, для проформы, но простил, да еще – когда раскаялся бы в своей грубости – чего-нибудь стоящее подарил.

– Этот дворец – не результат подобного раскаяния? – Рок с неожиданной злостью посмотрел на Валентину.

Сейчас она напоминала ему сытую довольную корову, покорную и безотказную, касается ли это удоев или бойни.

– Нет, ты злой, – с укоризной посмотрела на Рока Валентина, – так нельзя.

Рок, который полагал, что стоит Валентине заговорить о своем брате, как к ней вернется вся ее наивная спесь и заносчивость, избавляя ее от стыдливых мыслей о своем сексуальном темпераменте, теперь раздраженно думал о том, как бы отсюда убраться.

Для начала он поднялся и взял из вазы гроздь винограда.

– Поделись со мной, – жеманно просюсюкала Валентина.

Рок взял еще одну гроздь и резко протянул Валентине. Она отстранила его руку с гримасой гневливого разочарования.

– Дикарь и есть дикарь, – передернула она плечами.

Рок застегнул штаны и с недоверчивой ухмылкой взглянул на презрительно взирающую на него Валентину.

– Так бы и простил?

– Он только с виду такой злой, к нему надо подход иметь…

Рок ничего не ответил, он, словно разминаясь, прошелся по комнате.

– Он мне доверяет, – оседлала своего любимого конька Валентина. – Он лучше, чем… -…чем я? – вскинул брови Рок. – Что же ты тогда пригласила меня? Может, жалеешь, что сделала такую глупость?

– Ничуть, – высокомерно проговорила Валентина, – сказать честно, я бы еще раз с тобой встретилась…

– Хочешь обратить меня в свою веру? – иронично спросил Рок.

– Отнюдь, – засмеялась Валентина.

Она тоже встала. В ее глазах мелькнули лукавые огоньки. Когда она обратила к Року лицо, он увидел на нем торжествующее выражение. Валентина отодвинула картину. В полумраке тускло блеснула дверца сейфа.

– Это что, ваша семейная усыпальница? – пошутил Сергей.

– Значит, не веришь, что брат мне доверяет как себе? – игнорируя его насмешливое замечание, с веселым вызовом спросила она.

Рок пожал плечами. Тогда Валентина, открыв сейф и запустив в него обе руки, достала видеокассету. Она вставила кассету в гнездо видеомагнитофона, взялась за пульт. Сияющие мельтешащие линии на экране сменила живая картинка. Вначале из желтовато-оранжевого облака выплыло мясистое лицо Михея, потом лицо еще одного человека. Он заговорил. Рок сразу же узнал его. Узнал он и комнату, где происходил диалог. Камера явила портрет президента, потом государственный флаг, длинный стол, ряд стульев.

– Это какой-то чиновник, – с сомнением сказала Валентина, – брат дал мне эту кассету на хранение.

Михей сидел на стуле и исподлобья смотрел на расхаживающего перед ним субъекта, отвечая на его вопросы с упрямым однообразием и фальшивым смирением человека, знающего, что их снимают.

Рок с любопытством пялился в экран. Кондрашов, а это был он, грозил Михею всеми мыслимыми карами. И тут Михей, как человек, работающий на камеру, завел щекотливый разговор о своих отношениях с неким сильным мира сего. Он бросал гневные обвинения в том, что Кондрашов хочет оттеснить его, Михея, и «крышевать» некоего чиновника. Фамилия не называлась, но Рок понял, что это Луганов-старший.

Потом кадр прервался. Однако не прошло и пары секунд, как на экране снова появился Кондрашов, но уже в неформальной обстановке. Его засняли в бане, окруженного раскрасневшимися девицами, которые без устали хлестали его вениками, заливисто смеясь при этом. Он отпускал плоские шуточки и совсем не был похож на того строгого, принципиального дядю, который беседовал с Михеем в своем кабинете. Дальше началось сплошное непотребство – камера засняла это с плотоядной дотошностью.

– Кто это? – прикинулся Рок.

– Какой-то чиновник, – пожала плечами Валентина.

– А нельзя ли у тебя на время одолжить эту кассету? – нежным голосом сказал Рок.

– Нет, это икс-файлз, – усмехнулась Валентина.

– Но ведь ты сказала, что брат тебе простит все что угодно… – не отступал Рок.