Один резчик мне сказал, что ему все равно кого резать, человека или свинью… Все равно…
– А я… – Рубин ударил кулаком по колену. – Я сидел и видел, как по улицам мимо моего киоска идут толпы свиней… Помытые, подрумяненные на солнце… Им все равно, куда идти… Море там, в конце аллеи, или человек с обрезком трубы… Я задумался… А если бы свиньи имели выбор – идти под нож, или отдать вместо себя другую хрюшку? У меня хорошая память. Абсолютная. Я не могу читать книги, которые помню наизусть. И не могу читать нынешних…
– Я помню, вас не устраивает язык.
– Да. Хочешь прочитать хорошую книгу – напиши ее сам. Какие коллизии я видел, какие драмы… Куда там Шекспиру! И ни разу… ни разу я не столкнулся с самопожертвованием. Страх и жадность и ни капли гордости. Жаль, по-видимому, я не смогу насладиться этим… Дракой, визгом, суетой – свиньи будут рвать друг друга… Вам просто повезло, а мне нет… Вы случайно заподозрили…
– Вам очень хочется, чтобы это была случайность? Одна из тех, что встают на пути великих людей? Случайно оправдались мои подозрения? Да не случайно, уважаемый господин Рубин, не случайно! Вы себя выдали… Вы сами… Я вам свой телефон не показывал? Как только мне позвонил Черный, я сразу понял, что вы хозяин Приморска… Там четыре карточки, в аппарате, действуют одновременно. Трое – Дедов, Сергеев, Олег, Стоянов, Аркаша – все знали один номер. Абрек – другой. А вы, уважаемый гений шантажа, знали третий. Все – на один аппарат, но на разные номера… Вы дали мой номер Черному. Вам и в голову не могло прийти, что Сергеев и остальные имеют другой номер, у вас не было времени и желания допрашивать их подробно, готовиться тщательно… Еще бы, они были только свиньями на бойне, свиньями, которые догадались привести вместо себя других…
– Зачем вы приехали? – спросил Рубин. – Ведь не для того, чтобы просто сбежать через Приморск…
– Конечно, нет, – Гринчук скрипнул зубами.
Дурацкий, никому не нужный разговор. Всё понятно… Он узнал то, что хотел узнать… Ради чего же он теперь продолжает эту болтовню, продираясь сквозь пустые слова, головную боль и отвращение к самому себе… Узнать, что стояло в самом начале, какой камешек обрушил эту лавину на людей? Он это узнал… Что дальше? Он ведь не только за этим шел. Найти виновника и наказать… Наказать…
– Вы хотели забрать себе архив? – Рубин уже не спрашивал – утверждал и обвинял. – Вам всем нужен только он… Не получите вы его… не получите… Все вы… свиньи… мнящие себя сильными и властными… а я вас всех… всех!
– Никто не имеет права делать такое с людьми, пусть даже такими, как Мастер, Олег, Сергеев… Никто не смеет так уродовать людей…
– Они не люди!.. Я видел их с… с первого класса. Дети… Все привыкли к благоглупости, что дети чисты, что из них может получиться кто угодно, нужно только приложить немного усилий… Чушь! Чушь! В них уже все заложено с самого рожденья… Вся жизнь читается в их глазах… Это было смешно, все – семья и школа – борются за формирование его души, а мне достаточно только пошевелить пальцем, чтобы его сущность…
Гринчук шагнул к старику, левая рука сжала горло…
– Давай, – прохрипел Рубин. – Видишь? Достаточно одного слова, одной фразы, и ты уже готов убивать… безоружного старика. Я ведь еще тогда, во время первой беседы понял, что ты – убийца. Хочешь остаться…
Гринчук почувствовал, как под рукой дернулся кадык Рубина, понял, что еще секунда, и пальцы сомнут горло, как кусок пластилина… Гринчук попытался разжать руку… приказал себе – разжать…
Рубин закашлялся. И нельзя было понять – кашель это или смех.
Гринчук вытер руку о брюки.
– Ты… их всех убил… ты знал, что убьешь их… ради чего? Ради идеи? Справедливости ради, правосудия для?.. Так и я отправлял на смерть ради идеи… подтверждения своей правоты… – Рубин выдавливал из себя слова с хрипом, с надрывом, будто встали они ему поперек горла, не давали дышать, и он говорил, чтобы получить возможность дышать… Очистить легкие и глотку… – Ты хотел правосудия?
– Я просто хотел наказать… тебя… Я не знал, кто ты, не знал, кто стоит за всем этим, но я наказать…
– Убить…
– Наказать… убить… не знаю…
– Так какое право ты имеешь меня судить? Я такой же преступник, как и ты… Ты – как я… Ты же любишь натравливать людей друг на друга, убить их руками друг друга… Они виновны? Потому, что ты так считаешь? Потому, что ты так решил? Но ведь и я… Не было среди них жертв… Не было! Они делали это с удовольствием и наслаждением… И ты сейчас вершишь свое правосудие с наслаждением…
Пощечина прозвучала в подвале резко и звонко.