Разборки дезертиров

Издевался, умник. Я прыжком достиг порога, испытывая сильное подозрение, что под прикрытием взрыва демоны пойдут в атаку, наугад выстрелил за раскуроченный косяк. Переживем ли вторую гранату? Надо что-то придумать…

– Тащи покрышки, Райнов! Канистру с бензином! Не спи, солдат…

Мы работали как проклятые. Пока я вслепую долбил из автомата, он взгромоздил за моей спиной четыре автопокрышки (хороши в любое время года?), облил бензином.

– А ну, отпрыгни! – рявкнул Хомченко, пропарывая пирамиду пулеметной очередью.

Я едва успел выбраться. Зажав нос, побежал от рванувшего в потолок кострища. Помню, в детстве мы сжигали на свалках старую автомобильную резину – при горении образуется отвратительный, жирный черный дым, имеющий мало общего с обычным «туристическим» дымом…

Дальнюю часть гаража мгновенно заволокло. Мы пятились к джипу, надрывно кашляя, посылая в задымленный проем короткие очереди.

– Шмаков! – крикнул я. – Учти, если джип не заведется, мы тут быстро обуглимся!

– Отличная перспектива… – клацала зубами Маша. – А нельзя это было сделать как-нибудь по-другому?

Взревел мотор – сладчайшая музыка для ушей.

– Кто просил карету? – зарычал Шмаков, вылезая из-под рулевой колонки. – Прибыла ваша карета!

Полагаю, в нашей крови совсем не осталось холестерина, зато адреналин хлестал лошадиными дозами.

– Прогуляемся перед сном, господа засранцы? – хрипло хохотал бесхитростный вояка Хомченко, грохоча рубильником, висящим на щитке рядом с воротами.

Мы забились в машину. Я прессовал господина Покровского под переднее пассажирское сиденье. Взгромоздил на него сапоги – плевать мне было, что у г-на Покровского застарелый радикулит, астма в третьем поколении и врожденный коклюш. Людей невинных истязать не надо! Девицы шмыгнули в салон, прижались друг к дружке. Гнездился Райнов. Грохоча «доспехами», бежал от ворот Хомченко, протиснулся кое-как на забитое заднее сиденье, уселся Райнову на колени…

Продолжался грустный боевик. Ворота грузно приподнялись, машина выпрыгнула из гаража, ощетинившись автоматами, выписывала кренделя. Мы палили в разные стороны и правильно делали. По нам палили ответно, разбив ветровик, раскурочив потолок и создав, таким образом, дополнительную вентиляцию. Осколок стекла посреди лба не мешал вести огонь. Зазевавшийся мученик свалился в розарий. На заднем сиденье царила полная катавасия. Девицы уже не могли связно формулировать свои мысли, вопили какую-то чушь, Райнов с Хомченко, борясь за место на клочке сиденья, умудрялись стрелять в «форточку». Шмаков вертел баранку. Нас колбасило по аллеям и по клумбам. Как-то вписались в облицованную мрамором дорожку, помчались к углу здания…

На углу образовалась фигура с поднятой рукой, что-то бросила. Явно не перчатку.

– Резко влево!!! – В голове взорвалось, я упал на руль и вместе со Шмаковым принялся его выкручивать. «Гранатометчик» определенно был не профи. Куда сподручнее закатить гранату под колеса. Всего лишь легкое движение руки… Кусок железа отскочил от заднего крыла, упал на щебенку и взорвался с оглушительным треском. Машину занесло. Хлестнуло по задней двери, рвался металл. Джип забрался на цветочную клумбу, ревел, как буйвол, выбираясь на ровное, и каким-то чудом вписался в поворот. Хомченко ударился грудью о переднее сиденье, меня швырнуло на панель, а господин Покровский площадно выл, что этот садист, то есть я, отдавил ему все пальцы…

– Никого не зацепило? – Я пытался обернуться, но это был дохлый номер. Сиденье съехало по полозьям и прижало меня к панели. Дышать стало нечем. Жаловалась Ульяна – «этот хренов приклад» звезданул ее по виску, и теперь на всю короткую жизнь останутся завихрения в башке, не говоря уж о шишке…

В саду после нас оставалось перепаханное поле. Снова поворот, пронесся парадный вход. Вспыхивали выстрелы – как огоньки приветствия. Вираж налево, джип приподнялся левым бортом, и на двух колесах, вопя в семь глоток, мы пронеслись через заботливо распахнутые ворота. Машина, прикорнувшая на обочине, сделала вялую попытку перегородить нам проезд, мы проехали в сантиметре от нее – все, адью. Ровная дорога, усеянная щебенкой, кончилась очень скоро, нас подбрасывало к потолку, дорога убегала влево, о чем свидетельствовал гнутый щит на врытых в землю опорах. Нещадный колотун по буеракам, фары вырывали булыжники, разбросанные вдоль дороги. Неприступный бастион – подножие уносящейся во мглу сопки. Карниз, свисающая трава, похожая на бамбуковые шторы… Мы пролетели исполинский камень, вырвались в долину. Показалась развилка – Шмаков притормозил, едва не вырвав баранку из колодки, свернул на проселок. Маневр не остался незамеченным – фары повернули за нами, две машины неслись вдогонку, гремя автоматными очередями…