Разбор полетов

Он не был особенно плохим человеком, а может, и даже лучше многих: он никогда не обманывал партнеров, если это не было очень выгодно, и он бы, несомненно, оставался верен Ивкину, если бы не обстоятельства.

Но обстоятельства складывались против генерального директора. Как и все прочие предприятия постсоциалистической России, авиакомпания «Рыково-АВИА» была устроена на манер решета: все деньги, пролившиеся на это решето, проходили через ячеи и скапливались в разных незначительных фирмочках, занимавшихся текущим ремонтом, поставкой бортпитания и прочими вещами, за которые «Рыково-АВИА» немилосердно переплачивала. Благодаря этой нехитрой затее все убытки приходились на долю «Рыково-АВИА», которая принадлежала государству, а все прибыли — на долю фирмочек, принадлежавших частным лицам.

Сам господин Глуза заведовал наиболее сочной частью операции, а именно продажей авиабилетов. Билеты продавала особая фирма, сидевшая тут же, в здании аэропорта. Контрольный пакет фирмы формально принадлежал Глузе, а прибыли фирмы регулировались двумя простыми фактами: во-первых, она получала с авиапассажиров живые деньги — через секунду после продажи билета. Во-вторых, она перечисляла эти живые деньги на счет аэропорта — спустя шесть-семь месяцев.

Кроме того, Глуза владел контрольным пакетом «Рыково-ремонта», который чинил и обслуживал рыковские самолеты. Но тут было сложнее — на самом деле половина акций Глузы принадлежала Ивкину, и они были записаны на Глузу, с тем чтобы Ивкин не очень подставлялся.

Надобно сказать, что все эти маленькие хитрости были устроены не от одной дурной жажды наживы, но и просто для того, чтобы государство не ободрало аэропорт, как липку, своими чрезмерными налогами. В былые времена гендиректор Ивкин строго следил за тем, чтобы пользы от этой системы аэропорту было больше, чем вреда, и особо зарываться своим замам не давал. Но в том-то и дело, что с появлением на горизонте Службы транспортного контроля система пошла вразнос: каждый из замов Ивкина стремился набить защечные мешки перед тем, как новый хозяин его выгонит, а сам Ивкин, в свою очередь, не мог этому препятствовать, опасаясь, что в противном случае его замы сдадут его с потрохами, подобно сообщникам Пугачева, без зазрения совести и в надежде на помилование выдавшим предводителя екатерининским войскам.

Так вот, господин Васючиц, зам, главы Службы транспортного контроля, дал понять Глузе, что в случае перехода Глузы на сторону Службы он вполне может сохранить свои маленькие концессии — как билеты, так и ремонт. Более того, ему были даны гарантии, что ничто не мешает ему загрести под себя долю Ивкина в авиаремонтном бизнесе, — и это обещание основательно поколебало верность Глузы.

Иудой себя Глуза не чувствовал — рыба ищет, где глубже, а человек — где выгоднее.

Это была обычная сделка; и даже тогда, когда машину Ивкина расстреляли на шоссе, Глуза плюнул и про себя подумал: «Слишком часто ты, Витя, давал в долг!»

Да что там! Он постарался убедить себя, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, он не мог допустить в душе, что люди, стрелявшие — пусть случайно — в его Лерочку, были те самые люди, с которыми он обменивался взаимными обещаниями.

Но этот Нестеренко, ни с того ни с сего обрушившийся на аэропорт, как тропический ураган на сонные острова, сказал страшные слова и раскопал, что патруль, якобы случайно остановивший Шило на шоссе, заранее знал адрес его любовницы, — и как после этого было жить?

Только что все происходящее точь-в-точь походило на цивилизованную смену руководства: Ивкин уходил, он, Глуза, оставался с новыми начальниками. Да, он был человек из старой команды, но он имел все шансы уцелеть и процветать — должен же кто-то быть из старой команды, просто чтобы объяснить Кагасову, в каком ящике лежат скрепки, а в каком — бумага.

Но люди, которые стреляли в Ивкина?

Люди, которые так изящно сделали крутого авторитета?

Нестеренко прав. Зачем им Глуза? Они играют в свои игры по своим правилам. Таким не нужны готовые к компромиссам профессионалы старой команды. Таким нужны свои люди, даже если эти люди не отличат ЯК от ИЛа.

Они выкинут Глузу с его билетами и с его ремонтом.

«Хуже того — они убьют меня», — с ужасом подумал и, о, генерального директора.

Глуза вздохнул, зашевелился и тут увидел, что он тоскует не один — в тени ремонтного ангара, упираясь взглядом в вечернее небо, сидел какой-; то человек. Глуза внимательнее пригляделся: это был Голем, друг и наследник владений покойного Шила.

— Чего, директор, не спится? — спросил Голем.

— В гробу отосплюсь, — горько сказал Глуза. — Господи, что за жизнь! Грыземся, как крысы в банке, и еще только этого Нестеренко не хватало для полного винегрета!

— Сволочь он, — сказал Голем. — Не, ну шо за дела? Всюду ходит и ввинчивается, ввинчивается своим поганым языком. Ему за гнилой базар яйца повыдирать мало! Он что говорит: я — заказал Шило. Я!