Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой

У госпожи Худобок день не из лучших

Последнее время Касперль и его приятель Сеппель повадились частенько навещать вдову Худобок. Они ведь пообещали ей что-нибудь придумать, чтобы содействовать возвращению прежнего облика крокодиловой собаке Васьти. С тех пор госпожа Худобок угощала их чаем и бутербродами с колбасой всякий раз, когда они приходили.

Сегодня тоже Касперль и Сеппель с аппетитом уплетали бутерброды с чаем. Госпожа Худобок, расположившаяся у окна в кресле с подлокотниками, печально покуривала толстую черную сигару. Васьти лежал вытянувшись у ее ног, он лишь довольно ворчал да помахивал хвостом.

Его мало беспокоило то обстоятельство, что в молодости он был длинношерстной таксой, пока в один прекрасный день госпожа Худобок не переколдовала его по ошибке в крокодила. Тем более страдала госпожа Худобок от этой неудачи. Касперль и Сеппель давно уже знали эту историю наизусть. Однако и на сей раз они снова терпеливо слушали рассказ госпожи Худобок с самого начала: как произошла с Васьти эта чертовщина, как она испробовала все мыслимые способы, чтобы расколдовать его обратно, — и как ей это не удалось.

— Напоследок я так отчаялась, что недолго думая бросила книжку по колдовству в печь и сожгла, — заключила она свою исповедь. — Я ведь ясновидящая с гослицензией на руках, а не ученая колдунья. В профессиональной жизни следует по возможности держаться в стороне от вещей, в которых не разбираешься.

— И все же! — возразил Касперль. — Лучше бы вы не бросали книгу в огонь, а подарили нам; с Сеппелем!

Госпожа Худобок высморкалась в подол утреннего халата, который она имела обыкновение постоянно носить в течение всего дня, и спросила своим низким прокуренным голосом:

— Вам?

— Тогда мы уж точно смогли бы помочь Васьти! Но сожжена — значит, сожжена, и теперь вам, к сожалению, остается только запастись терпением.

На чердаке бабушкиного дома были повсюду развешаны бесчисленные мешочки и торбочки: одни были наполнены травами и кореньями, другие — высушенными листьями и кусочками коры, — всё испытанные средства, применявшиеся бабушкой, чтобы лечить самые разные болезни.

— Быть может, — размышляли Касперль и Сеппель, — среди них окажутся такие, которые случайно помогут от заколдованности, как иные помогают от желудочных болей и лихорадки…

На их взгляд, Васьти нисколько не вредило их лечение травами и корнями. Уже несколько недель они испытывали на нем бабушкины запасы: наудачу, правда, однако строго в алфавитном порядке.

Они начали с анисового порошка. Потом дали 1Васьти сушеный корень арники, потом алтейные листья, потом базилик, потом валерьяновой настойки, потом подслащенную медом горюху, потом горечавку, потом перемолотую хинную кору — и так далее вплоть до сегодняшнего дня, когда они влили ему в пасть отвар из мать-и-мачехи.

К сожалению, пока лечение успеха не принесли Единственное, чего они этим добились, было то, что с предпоследнего четверга Васьти бесповоротно отказался есть мясо. Вместо этого он выказал поразительное пристрастие к салату; от кормовой капусты, помидоров, редиса и лука он ни при каких обстоятельствах не отказывался — а на соленые огурцы стал особенно падок: их он поглощал, словно копченые колбаски.

— Бедняжка Васьти! — вздыхала госпожа Худобок. — Теперь в довершение всех бед ты еще стал и вегетарианским крокодилом! Я уже сомневаюсь в правильности лечения. А вдруг в один прекрасный день он закукарекает? Или заблеет? Или заревет по-ослиному? Даже представить себе нельзя, что с ним может приключиться, если вы и дальше будете продолжать в том же духе!

— С таким же успехом, — сказал Касперль, — он мог бы в один прекрасный день снова превратиться в таксу.

А Сеппель со своей стороны добавил:

— Не забывайте об этом, пожалуйста, госпожа Худобок!

Но у госпожи Худобок, похоже, был сегодня день не из лучших. Вместо того чтобы ответить друзьям, она начала плакать. Громко причитая, она ломала руки; в то время как ее крупные слезы капали на сигару, она рыдала:

— Я сама виновата во всех бедах Васьти — конечно, я сама виновата в этом!

Касперль и Сеппель пытались утешить ее, но безуспешно. Разразившись ревом, госпожа Худобок так и продолжала реветь: и как можно было судить по ее виду, она не собиралась скоро заканчивать.

Тогда оба приятеля поспешили доесть свои бутерброды. Перед уходом они ласково потрепали Васьти; по спине, потом попрощались и, предоставив госпожу Худобок ее скорби, отправились восвояси.

Не было ли тут еще чего-нибудь?

Касперль и Сеппель как раз подходили к калитке бабушкиного сада, когда услышали велосипедный звонок — и, едва обернувшись, увидели, что из-за ближайшего угла на полном ходу вывернул господин главный вахмистр Алоиз Димпфельмозер. Левой рукой он одновременно правил велосипедом и звонил, а правой приглаживал себе усы. Серебряные пуговицы его мундира сверкали на солнце, сапоги и портупея были начищены до зеркального блеска, весь господин Димпфельмозер производил такое впечатление, будто недавно его кто-то смазал и отполировал.