Разбитый шар

«1 А: Купив СЕГОДНЯ автомобиль у Полоумного Люка, вы получите ОТЛИЧНУЮ машину! БЕЗУПРЕЧНОЕ качество на долгие годы! Полоумный Люк ГАРАНТИРУЕТ!

2 А (эхо): ОТЛИЧНУЮ! БЕЗУПРЕЧНОЕ! ГАРАНТИРУЕТ!

1 А: ОТЛИЧНЫЙ автомобиль… ОТЛИЧНАЯ обивка… ОТЛИЧНАЯ СДЕЛКА от Полоумного Люка, чей автомагазин занимает ПЕРВОЕ МЕСТО по объемам продаж среди ВСЕХ автодилеров в районе Залива.

2 А (эхо): ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ!»

Указания к тексту обязывали диктора сначала записать эхо: собственный голос должен был идти контрапунктом, как бы отскакивая сам от себя.

— Ну и что?

Джим не увидел в тексте ничего ужасного — обычная реклама подержанных авто.

— Но эго придется читать тебе, — пояснила Пэт. — Во время «музыки для ужинающих». Между увертюрой «Ромео и Джульетта», — она заглянула в программу, — и «Тилем Уленшпигелем».

Джим снял трубку и набрал домашний номер Теда Хейнза. Через минуту он услышал размеренный голос Хейнза:

— Да, слушаю.

— Это Джим Брискин.

— Из дому звоните или со станции?

— Про хохот ему расскажи, — подсказала Пэт.

— Что? — отозвался Джим, закрыв рукой трубку.

И тут он вспомнил.

Смех был фишкой Полоумного Люка. Вещающий фургон на ходу потчевал хохотом весь город, а у самого автомагазина громкоговорители, расположенные на высоких, освещенных столбах, изрыгали его на машины и пешеходов. Это был смех сумасшедшего, смех из павильона кривых зеркал. Он лился безостановочно, нарастал, потом стихал, остывал, как будто загнанный вниз, в чье-то брюхо, и вдруг вырывался через носоглотку пронзительным, визгливым хихиканьем, жеманно побулькивая. Что-то нечистое, жуткое и первобытное было в этом смехе. Потом начиналась уже форменная истерика — без всякого удержу, хохот взрывался пеной, рассыпался осколками. В полном изнеможении, вымотанный, задохнувшись, хохотун замирал. И вдруг, словно его легкие вновь наполнялись воздухом, все повторялось сначала. И так без конца, пятнадцать часов кряду, без единой передышки, раскаты этого смеха разносились над сияющими «Фордами» и «Плимутами», над мывшим автомобили негром в сапогах до колен, над торговыми агентами в костюмах пастельных цветов, над участками под застройку, офисными зданиями, центральным деловым районом Сан-Франциско, долетали, наконец, до спальных кварталов, до сплошных рядов многоэтажек, до бетонных новостроек у Залива, накрывая все дома, магазины, всех, кто жил в этом городе.

— Мистер Хейнз, — начал он, — я тут просматриваю материалы Полоумного Люка к вечерней музыкальной программе. Слушателям это не понравится, во всяком случае, тем, для кого я делаю передачу. Старушки, которые живут у Парка, не покупают подержанных автомобилей. Они выключают радио сразу, как только заслышат что-нибудь подобное. И…

— Я вас понимаю, — перебил его Хейнз, — но, насколько мне известно, Посин запродал весь эфир под материал Шарпштайна — каждые полчаса. И потом, Джим, мы же идем на это исключительно в порядке эксперимента.

— Пусть так. Но когда эксперимент закончится, у нас не будет ни старушек, ни спонсоров. А Люк к тому времени сбагрит свои девяносто партий «Хадсонов-55» — или чем он там торгует, и что дальше? Думаете, он останется с нами после того, как перебьет хребты своим конкурентам? Ему это нужно только для того, чтобы избавиться от них.

— Тут вы правы, — сказал Хейнз.

— Еще бы я был не прав!

— Наверное, Посин не устоял перед соблазном.

— Боюсь, что так, — сказал Джим.

— Ну, мы уже подписали контракт. Нужно выполнить наши обязательства перед Шарпштайном, а на будущее — будем осторожнее в таких делах.

— То есть вы хотите, чтобы я вставил вот это в музыку для ужинающих? Да вы послушайте.

Он потянулся за сценарием, Пэт подала его.

— Я в курсе, что там, — сказал Хейнз. — Слышал по другим независимым станциям. Но, учитывая, что контракт подписан, я считаю, что МЫ обязаны отработать его. Идти на попятную — это не по-деловому.

— Мистер Хейнз, это убьет нас.

Во всяком случае, спонсоров классической музыки это точно отпугнет. Ресторанчики, которым она нужна, отвернутся от радиостанции, будут для нее потеряны.

— Давайте попробуем, а там — видно будет, — по голосу Хейнза было понятно, что он уже принял решение. — Договорились, старина? Может, все как раз обернется в нашу пользу. В конце концов, сейчас это у нас самый серьезный рекламодатель. Оцените ситуацию в долгосрочной перспективе. Ну, покапризничает кое-кто из этих мелких модных рестораторов какое-то время… Но потом-то куда они денутся? Правильно, старина?

Спор продолжался еще какое-то время. Наконец Джим сдался.

Когда они прощались, Хейнз поблагодарил его за звонок:

— Рад, что вы посчитали нужным обсудить этот вопрос со мной, потолковать в открытую.

Джим положил трубку и продекламировал: