Нельзя думать о нем слишком долго. Нельзя мысленно представлять, как мама узнает о крушении «Икара», как отец пытается подобрать слова.
Я хорошо помню, как мы страдали, когда нам рассказали об Алеке, как мы проживали день за днем, перебросившись не более чем парой слов. Мама несколько месяцев не писала стихов, а отец смотрел непонимающим взглядом на горы еды, которую приносили соболезнующие соседи. Я сбегал с уроков и каждый день взбирался на утесы, рискуя свернуть себе шею, пробирался через заросший лес, пока не обнаруживал, что заблудился и валюсь с ног от усталости. Но даже это не спасало меня от мучительной бессонницы.
Постепенно мы научились о нем говорить и иногда вспоминать не только с грустью. Мама снова взялась за перо, и, хотя поэзия ее изменилась навсегда, все же она вновь писала. Папа снова стал преподавать, а я – ходить в школу.
Я с нетерпением ждал, когда мне исполнится шестнадцать, чтобы записаться добровольцем. Как будто, надев мундир и выжив в окопах, я вернул бы брата, которому выжить не удалось.
До сих пор не знаю, верил ли он в то, что делал, чувствовал ли, что меняет мир к лучшему, когда каждые несколько месяцев подавлял восстания мятежников в колониях. Считал ли он, что мятежи вспыхивали не без причины? Иногда я в этом уверен. Или ему просто нравилось воевать? А может, он хотел побывать в новых местах? Когда он выбрал свой путь, я был еще слишком юным, и мне не пришло в голову спросить его обо всем этом, а потом, в переписке, мы обсуждали только обыденные темы. Когда смерть кружит возле родных и близких, о ней не говоришь. Незачем привлекать внимание Жнеца.
Когда я сказал родителям, что пойду добровольцем, они, как могли, противостояли моему выбору, пытались отговорить, но в конце концов смирились с моим решением. Я знаю, что они каждую неделю ждут от меня весточку: так они понимают, что я жив.
Я должен вернуться домой.
И отгоняю мысль о том, что могу и не вернуться.
Они не должны потерять еще одного сына.
– Вы успели добраться до равнин?
– Нет, мы разбили на ночь лагерь в лесу. В первые несколько дней мы мало прошли. Я могу попросить поесть?
– Еще не время, майор. В каком состоянии была мисс Лару?
– Спокойна и собранна.
Глава 12. Лилиан
Уверена, он знает, как я ненавижу эти его «разведки». Наверняка он бродит по лесу, только чтобы спровоцировать меня. Думает, что без меня ему было бы лучше. Или вообще жалеет, что не дал вчера той зверюге полакомиться мной.
Полдень, ярко светит солнце; я сижу на одеяле, расстеленном прямо на грязной земле. Меня это не слишком волнует: платье и так уже безнадежно испорчено – подол висит лохмотьями, юбка грязная. Как выглядят волосы и лицо, я могу только догадываться; здесь на меня некому смотреть, кроме майора, время от времени поглядывающего в мою сторону. Никого другого рядом нет, но я должна постараться выдержать все с достоинством.
Он всегда возвращается, знаю, что и сейчас вернется, но в подсознании все равно пульсирует страх. А вдруг не вернется? Вдруг упадет с какого-нибудь обрыва и свернет себе шею, и я останусь совсем одна? Вдруг моя последняя колкость была слишком обидной?
Лес полон звуков и движений, за которыми я не могу уследить: только подмечу краем глаза, как что-то промелькнуло, а оно уже скрылось из виду. Майор этого словно не видит, а если и замечает, то не беспокоится. Но у меня такое ощущение, что лес нашептывает мне что-то на ухо. Иногда мне кажется, что я слышу голоса, но умом понимаю: я просто ищу что-то знакомое в этом таинственном месте. Я привыкла быть среди людей, и разум превращает звуки дикой природы в успокаивающие голоса.
Вот только ничто меня не успокаивает.
Будь здесь отец, он сказал бы мне взять себя в руки. Сказал бы, что никому нельзя видеть меня сломленной. Велел бы найти силы и вести себя достойно.
Я слабо улыбаюсь. Единственное, что у меня хорошо получается в этой глуши, – выводить из себя майора Мерендсена. Так просто сбить спесь с этого всезнайки и заработать очко в свою пользу в нашей нескончаемой битве!
Я представляю, что рядом стоит Анна, и в это мгновение она будто настоящая.
«Решай сама, какой предстать перед людьми», – сказала бы она.
Но горло вновь сжимается, стоит подумать об Анне.
Пытаться изменить мнение майора обо мне уже не выйдет, но через много лет, вдруг вспомнив наши приключения, пусть лучше подумает, что я стерва, а не слабачка.
По хрусту ломающихся веток и шелесту листьев я понимаю, что он возвращается. Теперь он об этом всегда предупреждает, а то в первый раз появился бесшумно, и я разоралась от страха и зарядила фляжкой ему в голову. У меня быстрее колотится сердце, и я пытаюсь придумать повод для новой ссоры.
Но, едва открыв рот, я вижу его лицо.