Пожалуй, ничего более сопливого я в жизни не видела. Парень среди невидимой публики что есть мочи выкрикивает слова поддержки для девчонки, которую никогда так не поддерживали.
Это самый трогательный поступок, который кто-либо для меня совершал.
Тофер подает мяч, и я поражена, что мне удается разглядеть его через застилающую глаза завесу слез.
Самсон долго не замолкает. Наверное, он раздражает парней, с которыми я играю, но мне кажется, я никогда в жизни так много не улыбалась. Я улыбаюсь, когда падаю, когда мы забиваем очки и даже когда из легких выбивает весь воздух. Я улыбаюсь, потому что никогда прежде так сильно не наслаждалась игрой. Сегодня же куплю волейбольный мяч. Нужно возобновить тренировки.
Конечно, я играю не так ужасно, как Джо. Он старается изо всех сил, но мы остаемся в игре только благодаря мне. В какой-то момент он так запыхался, что отошел в сторону, на добрых тридцать секунд оставив меня отыгрываться одну.
Каким-то чудом мне удается опережать противника на одно очко, когда игра близится к финальной точке. Если смогу забить еще одно, я выиграю.
Взяв мяч перед подачей, я замечаю, что Самсон молчит. Напряженно наблюдает за мной, будто всерьез погружен в игру. Он одаривает меня лишь легкой улыбкой и скромно выставляет пальцы вверх. Сделав глубокий вдох, я подаю мяч и молюсь, чтобы он упал на песок по ту сторону сетки.
Все происходит быстро. Тофер и Уолкер бросаются за мячом, но я знаю, что ни один из них не сможет его перехватить.
— У тебя получилось!
Я стою на месте в состоянии шока.
— Ты отлично играешь, — говорит Тофер. — Хочешь сыграть еще?
Я смотрю на Самсона и качаю головой. Совладав с дыханием, отвечаю им:
— Не сегодня. Но я буду здесь, если завтра придете снова.
Помахав им на прощание, я бегу к Самсону. Он ждет меня с широчайшей улыбкой на лице. Я обхватываю его руками за шею, а он поднимает меня и кружит. Поставив меня на землю, он не размыкает рук.
— Ты, черт возьми, живая легенда, — говорит он, вытирая грязь с моего лица. — Грязная легенда.
Я смеюсь, и Самсон притягивает меня к себе. Прижимается щекой к моей макушке и стискивает меня.
Нас одновременно настигает осознание, что происходит между нами. Я чувствую, как он замирает всем телом, будто сам не уверен, стоит ли отпустить меня или обнять крепче.
Я стою, уткнувшись лицом в его рубашку.
Убираю руки с его шеи, обхватываю за поясницу и закрываю глаза, поглощенная его близостью.
Я чувствую, как он сжимает меня крепче и, вздохнув, проводит ладонью по моей спине. Слегка сдвигается, отчего наши тела еще лучше соприкасаются.
Мы так и стоим, пока мир вращается вокруг нас. Он обнимает меня. Я позволяю ему.
И
Я даже не представляла, что это настолько приятно. Все это. Каждое проведенное с ним мгновение заряжено эмоциями и волнением, и я чувствую их прямо в груди. Будто он пробуждает ту часть меня, которая спала все девятнадцать лет. Я ценю все то, что, как мне казалось, никогда не смогу оценить.
Мне нравится, когда меня целует тот, кто действительно уважает меня. Мне нравится, что он так гордится мной, что даже подхватил на руки и закружил в воздухе. Он из кожи вон лез и кричал, как дурак, сидя на глупой игре в пляжный волейбол, просто чтобы сделать мне приятно.
В какой-то момент во время наших объятий я начала плакать. Незаметно, но я чувствую, как влага течет по щекам.
Мне кажется, что мы недостаточно близко, хотя ближе быть уже невозможно. Мне хочется раствориться в нем. Стать частью него. Хочется увидеть, ощутил ли он себя таким же живым внутри, какой заставил почувствовать меня.
Словно ощутив, что я не хочу его отпускать, Самсон поднял меня, чтобы я обхватила его ногами, и понес к своему дому прочь с пляжа, подальше от ребят.
Мы доходим до опорного уровня, и он ставит меня на ноги. Я неохотно отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, но солнце уже садится, и, оказавшись под его домом, мне не удается хорошенько его разглядеть. Осталось совсем мало света, да и тот отбрасывает тень на его глаза. Самсон стирает слезы с моих щек большими пальцами. А потом целует меня.
На вкус наш поцелуй как слезы и крупинки песка.
— Надо ополоснуться, — я отстраняюсь. — У меня везде песок.
— Воспользуйся уличным душем, — говорит он, указывая на кабину.
Я не отпускаю его руку, пока мы идем к душевой. Все тело болит, и дыхание до сих пор не восстановилось. Самсон снимает рубашку и, бросив ее на землю, встает под душ. Включает воду и отходит в сторону, чтобы я могла встать под струю. Открыв рот, я ополаскиваю его от песка. Потом проглатываю немного воды.
Сняв лейку с держателя, я отмываюсь от песка. Самсон прислоняется к стенке и наблюдает за мной все это время.