Потом пришла его очередь, он скромно представился и спросил:
— Милорд Князь Беспорядка, что я должен сделать?
И Эдди, который, возможно, был в сильном подпитии, или, может быть, подкуплен, или просто слишком осмелел, тихо проговорил:
«Сделайте Англии наследника престола».
Кроме Ричарда, эти слова могла слышать одна я, и здесь не было ничего странного, потому что в зале стоял шум, а задания произносились шепотом, в особенности если касались кого-то из присутствующих, чтобы захватить того врасплох. И только я, сидевшая за троном Эдди, могла видеть лицо Ричарда. Оно мгновенно почернело от гнева. Он поднял руки, схватил Эдди за горло и начал трясти его, как терьер трясет крысу. Веселая, подвыпившая компания, не слышавшая слов Эдди и не видевшая лица Ричарда, приняла это за часть игры, и разразилась смехом с новой силой. Я встала с места, рванулась вперед и изо всех сил стиснула руку Ричарда со словами:
— Милорд, прекратите! Вы убьете его. Он просто пошутил.
Но Ричард словно не слышал. Весь мой вес, оттягивавший его руку, мог лишь слегка ослабить хватку Ричарда, но никак не оторвать его пальцев от шеи несчастного. Я, не задумываясь, инстинктивно, как животное, вытянула шею вверх и впилась зубами в мягкую часть его руки. Пробормотав ругательства, Ричард шевельнул рукой, чтобы стряхнуть меня, словно хорька, а Эдди, хотя был худеньким и неловким, оказался шустрым, чтобы суметь от него увернуться.
К этому моменту гости уже стали стягиваться толпой в наш конец залы, желая понять, что происходит. Полуминутой позже все пришло в равновесие. Эдди быстро овладел собой и с блестящим остроумием, в свое время превратившим его из пастуха овец в королевского шута, провозгласил:
— Мой добрый народ, это была самая грандиозная шутка во всей игре. «Прикажите герцогине Апиеты укусить вас», — сказал я этому добряку, и он хитрейшим образом так и сделал!
— Откуда я могла это знать? — громко вскричала я в притворном смятении. — Я думала, что спасала вашу жизнь, милорд Князь Беспорядка.
Заговорил, опомнившись, Ричард:
— А как иначе я мог склонить ее к этому, когда она даже не участвовала в игре? Милорд Князь Беспорядка, я требую привилегии. Эта кошечка сидела в стороне, уклоняясь от фантов, но, как вы сами видите, разделяла общее веселье. Назначьте ей фант — пусть она перевяжет нанесенную мне рану.
— Справедливо, — заметил Эдди, снова усаживаясь на свой трон в диктаторской позе. — Вы, женщина, ступайте с этим парнем и перевяжите ему руку, да получше!
Такой приказ граничил с неприличием, но был вполне в духе игры. Мы с Ричардом вышли под взрыв веселого смеха, перекрывшего зычный голос Эдди:
— Люди добрые, кто следующий? Игра продолжается!
— Не будь вас, я убил бы его.
— Я видела. Иначе я плохо подумала бы о своих манерах… и о том, что предпочитаю хорошо сваренное мясо.
— Вы проявили большое присутствие духа. Я всегда говорил, что у вас самый острый ум из всех когда-либо встречавшихся мне женщин.
— И самые острые зубы? Право, Ричард, мне очень жаль, — сказала я, глядя на два полукруга отверстий, оставленных моими зубами на его руке.
— Пустяки, — возразил он. — Во всем виновата неожиданность, внезапность упрека. Вы, как я полагаю, слышали, что он сказал.
— Хороший совет часто представляется одиозным. — Я набрала в легкие воздуха, собралась с духом и добавила: — Вы сами знаете, это был хороший совет.
Он молча задержал на мне взгляд и, словно оживившись, вымолвил:
— Пойдемте же, перевяжите мне руку.
Когда я это сделала, он приподнял другой рукой мой подбородок и, внезапно нагнувшись, поцеловал меня — не напоказ, как среди всеобщего веселья, но нежно, тихо, почти как любовник.
— Я охотно расцеловал бы всех этих женщин, лишь бы они убрались отсюда, прежде чем настанет ночь, — сказал он, словно в объяснение. — Но это — поцелуй мира.
— Благодарю вас, милорд, — ответила я, силясь придать голосу непринужденность. Отец — правда, очень редко — бывало, потрется о мой лоб бородой, но до этой минуты меня не целовал ни один мужчина.
16
Двенадцатая ночь положила конец веселью. Несколько лордов и леди уехали, и я стала подумывать, почти ностальгически, об Эспане, но при каждом моем упоминании о намерении уехать из Манса, Беренгария находила какой-нибудь предлог, чтобы меня удержать. Наконец, после нескольких праздных дней, я сказала:
— Но ведь ты же сама вот-вот уедешь в Руан.
— Не раньше чем привезут сокровище Шалю. Ричард ждет только этого. Ты так любознательна, Анна, тебе будет интересно взглянуть на шахматную доску и фигуры из чистого золота, пролежавшие в земле пятьсот лет. По слухам, эти шахматы принадлежали Карлу Великому.
Она говорила о сокровище Шалю так, словно о нем знали все и каждый. Но я никогда ничего о нем не слышала и была вынуждена уточнить:
— Что оно собой представляет?