— Пати, розовые и болотники могут быть вместе.
— О, не сомневаюсь, — едко выдала я.
— Нет, ты не понимаешь. Я не обижал его. Я никогда не обижал его. Может быть, потому, что он добровольно делился силой, может, потому, что я действительно был ему небезразличен. Он забавлял меня, веселил… Он был чем-то вроде младшего брата: глупого, веселого и восхищающегося старшим. Как я мог забыть? Всё забыть…
— Боль и потеря были слишком велики, — он и сам знал этот ответ, но я всё же озвучила его.
— Почему воспоминания возвращаются сейчас, когда мне надо быть собранным и жестким?
— Наверное, в них есть что-то, делающее тебя сильнее… или умнее.
Он горько хохотнул.
— Сильнее они точно меня не делают.
— Ты всегда путал силу и агрессию, Седрик.
Он внимательно на меня посмотрел.
— Ты права, Пати. Но, может быть, всё проще: очень скоро мы станем свидетелями смерти бессмертных. Нам придется переживать тот кошмар раз за разом.
— Седрик!!! Да я тебе сейчас в морду дам! Я Белая, забыл? Мне нельзя о таком задумываться. Я должна быть оптимистичной слепой идиоткой.
— О… Да…Но, знаешь, ты очень мало похожа на оптимистичную идиотку.
— Потому что ты мне мешаешь!
Он расхохотался, и я почувствовала, что клещи, сжимающие его сердце, немного ослабли.
Мы не зря проторчали весь день в таком гадком районе: провонявшем мёртвыми химическими запахами и без единого деревца. Большой склад был выбран местом главной битвы. Стены и крыша, пусть и хлипкие, скроют от посторонних глаз большую часть будущих событий и не позволят напавшим разбежаться сразу кто куда. Но на стены надежды было мало, поэтому кто-то поставил невидимую границу-стену. Тот, кто пытался выйти за неё, делая шаг вперед, незаметно для себя разворачивался назад, и даже не сразу понимал, что направление поменялось. Когда я спросила у Седрика, кто же смог создать такое — он указал на ничем не примечательного угрюмого болотника, пояснив, что это чары лешего, только усиленные и закреплённые.
Остаток ночи я намеревалась проспать в своей квартире и наконец-то покинула этот ужасный район. Но моим планам о безмятежном сне не судилось сбыться. Шон отвез меня и не спешил уходить домой: его подруга где-то пропадала с самого совета, и на все вопросы о ней он отвечал уклончиво: «Готовится». Зная, что Эльвиса поклялась, никто не сомневался, что она будет участвовать в бою, сейчас многие скрылись в своих местах силы и наполняются. Так что Шон напросился зайти в ресторан, ограбить кухню, а поскольку я тоже хотела есть, то согласилась на это.
Дежурил опять Родж. Вместо приветствия он окинул Шона хмурым взглядом.
— На кинозвезду ты уже почти не похож, — сообщил он.
— Ага, но Пати я таким нравлюсь больше, — весело отозвался тот.
Родж перевел хмурый взгляд на меня.
— Мэм, нам надо поговорить.
— Давай через три дня, я как раз освобожусь, — ответила я, мы втроем уже дошли до кухни, и я принялась хозяйничать.
— А чем вы так заняты сейчас? — спросил Родж, и я, бросив всё, посмотрела на него в упор.
— Ты задаешь слишком много вопросов, Родж.
Он не смутился.
— Возможно. Но сегодня заплакали кровью кресты в трёх церквях. И я думаю, вы знаете, почему.
Я задумалась. Первый порыв был: почистить Роджу мозги и избавиться от проблем, но это уже невозможно сделать, не причинив ему вреда. Слишком многое пришлось бы стирать. С другой стороны, если я ему всё расскажу, то чем это грозит? Всё зависит от того, как человек воспримет эти новости.
— Я жду, мэм.
— Для наемного работника ты слишком оборзел, — тихо процедил Шон.
И мужчины тут же сцепились взглядами. Будь они котами, то уже б начали выть перед дракой.
— На нас вот-вот нападут, — произнесла я, и взгляды метнулись ко мне. — И всем нелюдям Нью-Йорка предстоит сражаться за свой дом.
— А людям? — тут же спросил Родж.
— Это не ваша война.
— Если бы это была не наша война, то Бог не предупреждал бы нас.
— Война не ваша, — отрезала я. — Она станет вашей, если мы проиграем.
— Вот как? — Родж разозлился. — Мне вот интересно, если вы всё же проиграете, то как нам, людям, разобраться с тем, с чем не смогли вы, нелюди?
— У вас есть Бог, и он вам поможет. По вере вашей. Ведь так? Ты ж видел, что твой пастор сделал.
— Он святой человек! Таких крайне мало.
Вдруг стукнув по столешнице, он твёрдо спросил:
— Ты не думала, что нам стоит объединиться?
Я уставилась на него.
— Родж! Раскрой глаза! Только такие, как я, Чери и Эльвиса, нормально относятся к людям. Для других вы либо корм, либо враги, уничтожившие дом. Прошли времена, когда мы были вместе. Когда боги и люди сражались бок обок. Нет возврата назад. Это наша война. И я так говорю потому, что слишком хорошо отношусь к вам, людям и не хочу, чтобы ваши жизни послужили аптечкой либо батарейкой подзарядки.
— Вы будете драться с такими же, как вы? — спросил Родж, намеренно убрав эмоции, глядя в сторону.
— Не совсем, — ответила я.
— Бой предстоит с оборотнями, вампирами и тварями тьмы, — ответил Шон. — Поэтому плачут статуи и кресты.
— Если нас предупреждают, значит, у вас велик шанс проиграть, — констатировал Родж, пытливо переводя взгляд с меня на Шона.