Разбитые грёзы

Пожалуй, я вообще рыдала впервые за последние годы, но понимая, что врежу этим ребенку, усилием заставила себя перестать. Собрала волю в кулак и стёрла с лица слезы.

Словно в награду за мужество на следующей день меня ждал очередной сюрприз.

Меня опять вели по бесконечным коридорам и кажется все по тому же маршруту, что и вчера. Но чем ближе я была к внутреннему дворику, тем больше ударов пропускало сердце.

Я слышала голоса. Женские. Много. Тихие и громкие, несмелые и возмущенные. Молясь, лишь бы это не оказалось галлюцинацией, я терпеливо шагала, куда подталкивали надзорщицы, и только когда она сдернули повязку, я впервые за месяцы улыбнулась.

Здесь были люди.

Женщины, разных возрастов. Около десятка. Они о чем-то переговаривались. Неуверенно озирались по сторонам, кто-то ощупывал руками снег, гладил его словно котенка и казалось был рад даже его холоду.

Но стоило мне появиться перед глазами пленниц, как все разом замерли, затихли и уставились на меня. А точнее на живот.

Я видела, как дергается горло у каждой из моих сотюремниц, когда они нервно сглатывали, а в глазах мелькает страх и бесконечная жалость.

“Иллюзорницы! – догадалась я, – те самые. С даром и хотя бы одной рожденной дочерью.”

Первое время нам почти не разрешали общаться. Если можно назвать общением их попытки заговорить со мной. Отвечать я не могла, по-прежнему играя роль немой, но очень внимательно слушала все, о чем они общались между собой.

Надзирательницы постоянно одергивали суккуб, заставляя замолчать, но вскоре я стала замечать кроме шепотков и едва заметные жесты, которыми обменивались женщины. Это не было похоже на обычный язык немых, скорее на его отдельное наречие, которое родилось в стенах этой темницы за долгие годы.

Со временем я научилась понимать некоторые жесты, а виртуозно читать по губам я могла и раньше. Постепенно научилась отвечать на знаки мне. Так я узнала, что место, где нас держали было старой психиатрической лечебницей, заброшенной после войны. Отсюда и решетки с мягкими стенами. Иллюзорницы находились здесь уже многие годы, хотя иногда случались попытки побега. И ни одной удачной.

В качестве подтверждения мне молча указали на самую старшую из пленниц. Ее звали Оливия, и ее когда-то прекрасное лицо было испещрено страшными глубокими шрамами.

– На нее спустили собак, – одними губами ответила мне та, с кем я безмолвно переговаривалась спустя примерно три недели после начала “совместных прогулок”. – Этим сволочам плевать на то, как мы выглядим. Для их экспериментов наши морды не важны.

– Что за эксперименты?

– Разные, – лицо собеседницы передернулось брезгливостью, а тело сжалось от едва неуловимой дрожи. – Изучают наш дар, пытаются передать его и закрепить у обычных людей. Желательно мужчин. Вот только, – женщина усмехнулась с особой злостью. – Они все с ума сходят и сдыхают в муках.

– Что еще? – в памяти был свеж тот разговор доктора с незнакомцем. Этих двоих явно интересовали дети иллюзорниц.

– Я о многом не знаю. Но Сандру, Лану и Дари насиловали. Эти уроды хотели получить беременную иллюзорницу, желательно мальчиком. Но эксперимент провалился тремя выкидышами на ранних сроках. Мы для них, как подопытные мышки в клетке. Одна беда – размножаться в неволе не желаем. Ты первая девушка в положении, которую им удалось заполучить.

– Но ведь у меня точно девочка, по любви…

– Вот и молись, чтобы к моменту как подойдет срок родов тот, кто сделал тебе этого ребенка, нашел способ вытащить вас отсюда. Иначе дочь у тебя заберут, так же как когда-то забрали у каждой из нас.

Я инстинктивно прикрыла живот руками, желая уберечь малышку от посягательств извне. Но тут же словила насмешливый взгляд одной из надсмотрщиц. Самой противной.

Весь разговор по губам она явно видела, и возможно даже поняла из него что-то, поэтому мой страх за нерожденную дочь ей был особенно смешон.

Все ее презрительное выражение лица говорило, что моя судьба для нее и яйца выеденного не стоит. И то, что со мной обращаются относительно аккуратно заслуга исключительно беременного состояния. И возможно “якобы отца”, которым считали Сакса.

Хотя, если бы отцом малышки действительно был он, меня бы уже наверняка давно нашли. Полномочий у канцлера явно больше, чем у Артура…

И все же я хотела верить в то, что Франц меня ищет. Он не мог меня не искать…

Но если не он, то хотя бы Лора. Сестра не бросила бы меня здесь никогда. А значит, у нее просто не получается меня обнаружить.

Ей мешает кто-то или что-то.

Ещё через неделю мои похитители пришли к выводу, что раз уж я познакомилась с остальными заключенными, то кормить меня отдельно в палате больше не имеет смысла.

Теперь трижды в день меня выводили в некое подобие общей столовой. О ее существовании я знала заранее от других суккуб.

Помещение находилось в дальнем от меня крыле здания, там же где и камеры сестер по несчастью. Именно они подсказали мне способ примерного определения расположения моей палаты относительно остальных известных помещений.