Разбитое стекло (СИ)

Один из таких своих, режиссёр телесериалов, был у Николая Петровича на глазах: жили они в одной многоэтажке эконом класса и раскланивались утром и вечером возле припаркованных у дома машин. Белая пузатая корейская машина режиссёра была под стать крупному моложавому хозяину и его светлому лицу с маленькими глазками и припухшими щеками. Этот доступный автомобиль стал, как решил для себя Николай Петрович, финансовой наградой режиссёру за сериал, прокрученный по центральному каналу. Кино было мелодрамой по женскому сценарию: с любовью, изменами, коварством и обманами, законными и не понятно от кого детьми, болезнями и чудесными излечениями - тягомотный бред с искусно и искусственно накрученными житейскими ситуациями, с высокой степенью нагромождения событий, с красивыми внешне героями, всегда ухоженными и модно одетыми, с интерьерами из модных журналов, с тихими, малолюдными, утопающими в зелени пригородами, где улицы всегда чистые, газоны пострижены, дороги ровные, машины дорогие, а быт украшен фальшивым блеском, любимым элитой со времён "потёмкинских деревень".

Фильм мало выбивался из мутного телевизионного потока, просмотр которого вводил Николая Петровича в ступор хуже рекламы. "Как ты не можешь отключаться?" - регулярно удивлялась его негодованию жена, умевшая под телевизор заниматься своими делами. "Был бы женщиной, отключался!" - огрызнулся в обед на супругу Николай Петрович, злясь на режиссёра, которому утром, как обычно, желал здоровья. "Что же ты, брат, делаешь? - мысленно обращался он к режиссёру. - Неужели не понимаешь, за кого тебя держат? Неужели надеешься, что тебе дадут снять кино, о котором мечтаешь? Не дадут. И народных денег на своё кино тебе не собрать. На что-то одно миром сложиться можно, но системно складываться у нас не получится. Деньги у государства и богачей. А им что нужно? Увести от реальности. Вот и будешь всю жизнь снимать про выдуманную любовь, выдуманные страсти и выдуманные проблемы... Или воровскую романтику освоишь. Милое дело поснимать про бандитов и полицию с милицией. Это можно. И уж постарайся, пожалуйста, выдавить из нас слезу и заставить жалеть и ловцов, и беглецов, и жертву. Впрочем, жертву жалеть не требуется..."

Причиной накатившего на Николая Петровича сегодняшнего раздражения было письмо, полученное им утром по пути на работу и лежащее теперь в боковом кармане куртки.

Письмо было судебное, с приговором вору, разбившему стекло в машине Николая Петровича. Николай Петрович два раза перечитал приговор за своим рабочим столом - спокойно и внимательно, как привык разбирать любые вопросы. Читая второй раз, он старался не обращать внимания на раздражающие грамотного читателя описки, ошибки, лишние и недостающие запятые, повторения и вложенные в предложения одинаковые обороты - вестники прикрытых "именем Российской Федерации" чиновных пробелов в образовании вкупе с загруженностью делами, спешкой и замыленным взглядом.

Судебное письмо уличало Николая Петровича, считавшего себя человеком осторожным и обстоятельным, в непредусмотрительности, и от этого, как ни убеждай себя, что всего не предусмотришь, выходили у него одни переживания.

Непредусмотренное случалось с мужчиной раз в десять-пятнадцать лет. Из краж это были деньги из кармана пальто в школьной раздевалке или вытащенный в переполненном автобусе кошелёк, а теперь вот барсетка, украденная через разбитое стекло автомобиля. Все кражи были обидные, предсказуемые и прочитываемые задним умом. Последняя вообще стояла особняком, если учесть накрывший Николая Петровича год назад нервный срыв и вынужденное лечение в дневном стационаре.

Результатом того месячного хождения к психиатрам стали не только вновь послушные хозяину руки-ноги, пропавшая дрожь пальцев, переставшее скакать давление и восстановленный сон, но и появившиеся холодное чувство некоторой отстранённости от жизни и взгляд со стороны на свои и чужие поступки. Отстранённость эту Николай Петрович полагал поначалу временным следствием специфического лечения. Но вот и пугавшая его поначалу медлительность движений прошла, и мысли в голове задвигались быстрее, и пустота окутавшего было Николая Петровича спасительного равнодушия наполнилась знакомыми переживаниями, а привычного накала эмоций больше не было, и частичка души, отделившаяся и отдалившаяся от него при лечении, будто бы не собиралась воссоединяться с хозяином, продолжая наблюдать за происходящим со стороны. Этот отстранённый наблюдатель всё время чего-то думал, анализировал и размышлял, параллельно и независимо от текущей хозяйской деятельности, отчего в Николае Петровиче заметно прибавилось смирения, задумчивости, рассудительности и желания разобраться в своих и чужих бедах, даже если приходилось возвращаться к одному и тому же много раз. Как к краже из машины, приключившейся восемь месяцев назад.

Дело о краже велось урывками и затянулось. То забудет государственная машина про Николая Петровича, то вдруг прокрутится одна из её шестерёнок, и дознаватель призовёт потерпевшего разбираться с очередной выявленной накладкой.