Разбитое сердце июля

Алена только кивнула. Она как онемела при упоминании о своей неотвязности, так до сих пор и не могла обрести дар речи.

Уже проехали через все Кстово и почти доехали до Зеленого города, а она все молчала. И только при виде развязки на повороте в этот самый Зеленый город, где у Жанны была дача – и как же много значила эта маленькая дачка в любовной истории нашей героини! – только пытаясь отогнать нахлынувшие болезненные воспоминания, она решила отвлечься и разомкнула уста для вопроса:

– Раз мы теперь как бы боевые товарищи, может, расскажете, какие у вас раньше дела были с Холстиным? Какие-то серьезные разборки, да? Почему его могли подозревать в покушении на вас? Я правильно поняла – было покушение… даже какой-то взрыв?

– Ну да, случился такой момент в моей жизни два месяца назад, – ответил Нестеров. Попытался ответить легко и даже залихватски ухмыльнуться при этом («Да так, пустяки, царапина!»), но вместо ухмылки лицо исказила гримаса, и, чтобы скрыть ее, он сделал вид, будто закашлялся, прикрыл рот рукой.

Алена моментально отвела глаза, уставилась на дорогу. «Понимаешь, это остро, очень остро», как пелось в старой песне. Зря она влезла с этим вопросом. Если Нестеров не захочет отвечать, она не станет настаивать.

– Слушайте, Алена, если я расскажу вам ту историю, можно попросить, чтобы вы ее нигде не описывали? – вдруг проговорил Нестеров.

Она мгновение подумала, потом повернулась к нему:

– Да.

– Слово даете?

– Даю, – кивнула Алена, которая подобные слова не раз в своей жизни давала – и, что самое изумительное, держала их, отчего ее произведения лишились немалого количества совершенно забойных сюжетных поворотов. Но вот было у нее такое странное свойство: обязательность и даже где-то как-то порядочность. – Но, может быть, не стоит рисковать? Если это какие-то служебные тайны…

– Да нет там никаких тайн, просто неохота, чтобы лишний раз это обсасывалось досужими людьми, – с досадой сказал Нестеров. – А вам я расскажу потому, что мне одна дама просто-таки криком кричит: история не без связи с тем, что нынче утром произошло, и со смертью Толикова не без связи! Вот мне и нужно все со свежим человеком обсудить, у которого информации пусть ноль, но который быстро соображает.

– Быстро соображаю, видимо, я? – уточнила Алена.

– Да-с, – шутливо кивнул Нестеров.

– А дама, которая криком кричит… Ее не Интуиция зовут случайно?

– Снова угадали!

– Ну что ж, рассказывайте вашу историю! – сказала Алена. – Она длинная?

– Да как раз на всю дорогу, – усмехнулся Нестеров. – Так что и не заметите, как доедем. Скучно не будет, гарантирую!

* * *

Виктора Нестерова подорвали, когда он продавал свою машину – старый «Форд».

Если кто-то подумает, что он продавал старый «Форд» потому, что купил себе новый, то глубоко ошибется. Нестеров продавал «Форд» потому, что требовались деньги, а что автомобиль был старый, так это его беда, а не вина. Старым «Форд» был уже изрядное количество времени. Строго говоря, два года назад, когда он неожиданно стал собственностью Виктора, этот «американец» уже успел напрочь забыть о своей буйной дорожной молодости. Однако на новую иномарку (да и на отечественный рыдван тоже) Виктор Нестеров в жизни не заработал бы, даже вкалывая день и ночь в той частной сыскной фирме, куда однажды подался, вдруг озверев от работы в милиции и клюнув на уговоры Вячеслава Крайнова, основателя и руководителя агентства «Барс», своего старинного приятеля и бывшего коллеги. Впрочем, от работы в частной конторе Виктор озверел еще сильнее и еще скорее, не через двадцать лет непрерывного трудового энтузиазма, а всего лишь через полтора года. Точнее, процесс озверения начался почти немедленно после вступления в новую должность, однако до увольнения Виктор дозрел как раз через полтора года, когда количество перешло в качество. То есть он давно усвоил, что закон – дышло, куда повернул, туда и вышло, однако, работая в милиции, был убежден (или старательно, причем не без успеха, убеждал себя), что дышло поворачивают туда-сюда как бы в интересах государства. Но беспрестанные вольты для защиты того или иного буржуя от праведного гнева обманутых им граждан или облапошенных им подельников (пусть даже таких же буржуев-обманщиков!) в конце концов довели его до точки кипения.

Чашу терпения переполнило задание совершить по заказу одного богатого клиента физическое вразумление какого-то очень уж тупого конкурента, не желавшего уступать обжитую (и им же открытую!) экологическую нишу нахрапистому и жадному до жизни сопернику, к тому же чужаку – не нижегородцу, а москвичу. В методах вразумления велено было не стесняться.

Узнав о задании, Виктор немножко помолчал, как бы собираясь с мыслями… Потом, правда, выяснилось, что он собирался со словами, потому что такого количества отборного мата ему в жизни изрыгать не приходилось, даже во времена самой своей отвязной милицейской юности, когда дежурить почему-то заставляли чуть не каждые сутки, а народ напропалую шалел от спирта, называемого «Рояль».