Нет, едва ли. Во-первых, милиции Михаил Андреевич Колобок, пардон, Юматов, вряд ли ослушался бы столь демонстративно. Во-вторых, наверняка все вещи несчастного любителя парной бани были осмотрены и изъяты из номера сразу после его кончины. Кто бы из дознавателей стал ждать три дня? К тому же этот бедолага умер не в номере. Или все-таки в нем? А Колобок нарочно наврал, чтобы не смущать Алену?
Впрочем, интереснее другое: что и кому понадобилось искать в номере человека, умершего вполне естественной смертью? Предположим, он привез с собой и запрятал под половицей, под подоконником, за обоями или в другом неведомом тайнике неведомо что. Ну, условно говоря, крупную сумму денег, какие-то секретные документы… что там еще обычно ищут в детективных романах самой Алены Дмитриевой и ее многочисленных подружек по оружию? Интересно, конечно, за каким чертом покойнику понадобилось тащить все это в пансионат «Юбилейный», а главное, почему искать спрятанное пришлось столь долго? За три дня можно номер наизнанку вывернуть, все в нем ободрать до основания, а затем заново ремонт сделать, тем паче что директор пансионата в курсе дела…
В этот момент колесо зацепилось за очередной стык. Алена повернулась, чертыхнулась, рванула сумку посильнее и обнаружила, что розовая горка для катания малышни, один из ориентиров на пути к ее новому жилищу, уже осталась позади. Теперь всего несколько метров отделяли ее от хорошенького, хотя и несколько пряничного бревенчатого домика с высоким крылечком и островерхой крышей – надо думать, того самого коттеджа, где она намеревалась прожить неделю, чтобы излечить разбитое сердце и выполнить свой долг перед издательством «Глобус».
Долг оставался долгом, а вот насчет разбитого сердца… Поразительно, однако за последние полчаса Алена ни разу не вспомнила ни об изменщике Игоре, ни о коварной Жанне. То мысли об этой парочке терзали ее неотступно, словно стая разъяренных ос, то вдруг их словно ветром сдуло.
Может быть, процесс исцеления уж начался? Или правду говорят, будто все на свете относительно?
«Страшная вещь – одиночество человека, который знал, что такое полное счастье вдвоем. Не помогает ничто: ни мои возвышенные размышления о науке, ни планы черной мести. Причем я прекрасно понимаю, что подобного утраченному мне никогда не найти. Я и не ищу эквивалента! Мне нужно всего лишь утешение. Нет –
Я никому не могу признаться в этом, я стыжусь. Я даже себя стыжусь. Что делать, если инстинкт смерти не хочет сменить инстинкта жизни? Ну что делать?! Вся мировая литература, как говорят, вышла из полового инстинкта. Голод и пол – вот ось, на которой вращается мир. Я не голодаю. Но моя любовь умерла. Что мне делать? Как жить дальше? Где искать утоления моей неутолимой жажды?
…Давным-давно жил такой поэт во Франции – Абеляр. Он творил только до тридцати восьми лет. Поток его поэтического вдохновения иссяк в 1117 году, когда на одной из пустынных площадей Парижа ночью его оскопили враги. Больше, до самой своей смерти в 1142 году, он не подарил миру ни одной стихотворной строчки, только сочинения по богословию.
Связь творчества с полом установлена и наукой. Мечников прямо указал на предстательную железу у мужчины, как на этакий подземный родник, куда уходят корни всех высоких иллюзий, одухотворяющих мысль. Предстательную железу стимулируют семенные железы. Любое современное исследование подтверждает это. В них, маленьких и тесноватых, заложена, как в ящике Пандоры, вся история человеческого гения. И когда мы говорим, например, что художник исписался или годы утомили его перо, – это значит только, что предстательная железа или семенники подошли к старческому истощению.
То же можно сказать и о женском теле, женских органах, о женском желании.
Я не творческий человек. Я не пишу картин, музыки, стихов. Я просто нахожусь в заключении в клетке, имя которой – мои желания.
Да, органы дряхлеют, но желание неутомимо. И не вдвойне ли трагично положение отнюдь не старого, а вполне молодого существа, которое не имеет возможности эти желания утолить? Нерасторжимые путы налагает на меня верность умершему!
Или я все же могу сорвать эти путы? Что, если средством для утоления моей жажды станет… моя месть за него?»
Алена не без усилий втащила чемодан на довольно высокое крыльцо коттеджа и потянула на себя дверь. Потом толкнула ее. Как то, так и другое действие успеха не принесли. Дверь оказалась закрыта. Тогда Алена достала из кармана бриджей выданный ей в администрации брелок с двумя ключами. Брелок был симпатичный – плоский, деревянный, с затейливо выжженными буквой Л и цифрой 2. Буква, как пояснил Алене любезный Колобок Юматов, означала люкс (суперлюкс, стоивший шесть тысяч в сутки, обозначался буквами С-Л), ну а цифра 2 – то, что номер у госпожи Ярушкиной второй. А был бы, надо полагать, первый, кабы не задержался в нем какой-то начальник расхищения природных народных богатств…