Разбитая призма

И будто в подтверждение его слов тело доселе лежавшей неподвижно девушки выгнулось дугой, забившись в мощных судорогах. Странно, но в этот момент она не издала ни звука. Слышны лишь были звуки трепыхающегося тела и срывающийся хрип дыхания.

Не зная чем помочь своей любимой, Фиолетовый лишь беспомощно бегал вокруг, что-то крича и взывая к помощи. Видимо, для него это было слишком сильным переживанием, и он ударился в легкую панику. Положение спас Номин. Он сильными, но точными движениями коснулся каких-то точек на груди и подмышечных впадинах девушки, заставив её мышцы расслабиться. Затем успокоив Вячеслава ещё раз, объяснил, что это остатки чужой сущности покидают организм Сяомин, и теперь ей нужен лишь здоровый сон.

Вызвавшись охранять её покой, Вячеслав заверил Номина, что никто не побеспокоит выздоравливающую. Тогда порядком вымотавшийся монах поднялся со своего места и, дав указания в случае чего сразу же вызвать его, отправился в свою палату. Так, во всяком случае, он сказал Фиолетовому. Но по пути, ослабевший от столь сильных нагрузок, просто упал на пол и потерял сознание. К счастью, коммуникатор на его руке сразу же сообщил о понижении уровня жизнедеятельности владельца на медпост, и к нему тотчас выслали врача.

Уже позже, очнувшись в постели и накачанный по самые уши кучей лекарств, он с трудом ворочая языком, вновь попросил дать ему возможность провести немного времени на поверхности, в окружении природы – столь необходимой ему своей энергетической подпиткой для выздоровления. И сейчас доктор без малейших колебаний согласился. Так что спустя каких-то 15 минут монах возлежал на небольшом, специально приготовленном постаменте в окружении свежо пахнущей зелени и буквально всем телом впитывал спокойствие и умиротворение. Светило утреннее солнце, лаская своими лучами утомлённого человека, что воззвал к лону естества, дабы вновь вернуть себе утраченное здоровье.

* * *

– Джесс, ты единственный человек, который понимает, в каком положении мы оказались. Буквально со всех сторон у нас враги, и я начинаю гораздо лучше воспринимать точку зрения Вячеслава и Сяомин. Это уже не похоже на помощь миру, а скорее противостояние ему. Мы нарушили равновесие в стремлении делать добро. Да и пока особенно никого не спасли. Больше воюем, не пойми с кем.

Золотой расхаживал с бокалом вина в руке, и уже который час пытался понять, что же делать дальше. На самом деле было множество вариантов, как поступить. Но все они были лишь отражениями двух главных: продолжать существовать Людям Радуги – или нет. Уйдя с мировой сцены, они вернутся к своему прежнему существованию, и всё закончится. А если останутся, то прольётся ещё немало крови. Но будет ли от этого толк? Понятие мифической справедливости уже давно размазалось в реальной жизни. Это Жан осознал совсем недавно. То, что для кого-то будет высшим проявлением доблести, для другого станет жалкой местью или чем-то ещё. Добро перестало сиять цветом чистоты и благодати. Теперь оно отливает тысячью других оттенков, и не всегда можно понять, что хорошо, а что плохо.

Мораль останется словом, за которым можно спрятаться в случае чего, но использовать её по назначению уже не получится. Слишком много умов поработало над точным определением этого столпа человеческого общества. И теперь множество взглядов и мнений исказили истинную картину. Добраться до самой сути стало так же сложно, как найти золотую крупинку в толще песка. Для этого нужно очень мелкое сито. Да и стоит ли эта овчинка выделки?

Осталось решить, что делать дальше – бороться или уйти. Хотя, думаю, в нашем положении, просто сложить оружие и отправиться на покой не получится

Великие люди сего мира пытались привести общество к процветанию и благоденствию, но у каждого были свои методы. И что в итоге? Империи развалились, тираны пали, светлые помыслы очернены, а героические поступки забыты. Всё сводится в итоге лишь к одному – возвращению на круги своя. И эта чудовищная цикличность была противна Дьору. Он желал привести человечество к утопической модели мира, но понимал, что это невозможно.

Многое изменилось в мышлении и мировосприятии магната с тех пор, как он осознал свою силу. Нельзя сказать, что он стал лучше или хуже. Он просто ощутил себя по-другому. К нему пришла ответственность, но заляпанная болезненной тягой давать помощь в ней не нуждающимся. Желание защищать своих друзей и близких оказалось припорошено пеплом мщения и ярости. Трудно разделить такую столь обширную гамму человеческих чувств на отдельные элементы. Потому в столь диком смешении и оказались первоначальные благородные стремления.

– Я понимаю твои терзания. По крайней мере, стараюсь понять. Но ты пытаешься взвалить на себя неподъёмную ношу. Поверь, весь мир не спасти, – кротко ответила Джесс и, подойдя к Жану, мягко положила ему руку на плечо.