Разбитая гитара. Книга 3. Разлука

Проснувшись на следующее утро, она начала думать, что ей сделать такого, чтобы вынудить надзирателя, а точнее, надзирательницу, избить ее. Самое неприятное то, что придется не только подавлять свою агрессию, не только терпеть удары палкой, но и подставлять лицо.

В письме было написано, что надзирательница будет знать, куда бить, и что бояться нечего. Палкой она получит лишь для острастки, только лишь из-за того, что всем известен уровень ее подготовки.

И хотя все надзиратели Бахкирутана проходили особую подготовку в войсках спецназа, им не сравниться с элитными подразделениями Сиддхардха. Дело не должно выглядеть шитым белыми нитками.

Амира оглядела стены. Да. Битье головой отменяется. Швыряние посуды тоже. В лучшем случае, попадешь в психушку. В письме не говорилось, что именно она должна сделать, чтобы спровоцировать нападение. Если Амира ее атакует, никто не гарантирует, что эта маленькая потасовка обойдется без пуль.

И вдруг ее осенило. Моцарт! Вот кто ей поможет. Она встала с матраца и, подойдя к внешней стороне камеры, раскинула руки в стороны, высоко подняла голову и запела 116 псалом3:

Laudate Dominum omnes gentes,

Laudate eum, omnes populi,

Quoniam confirmata est,

Super nos misericordia eius,

Et veritas Domini manet in aeternum4…

Насколько это ей удавалось сделать с нераспетым голосом. Она пела и пела, внутренне отмечая, что не делала этого уже лет сто, не меньше.

На шум тут же прибежала надзирательница.

– Немедленно угомониться! – приказала она.

Но Амира уже знала, что именно она должна делать. И она продолжала. Войдя в раж, она даже и не замечала того, что происходит вокруг. Словно бы жизнь снова вернулась к ней, словно бы второе дыхание открылось. Словно бы…

– Немедленно прекрати, ты грязная тварь! – ее тюремщица еле сдерживалась, – иначе я отхожу тебя дубинкой прямо сейчас и посажу в карцер, в темную комнату, без еды и воды на двое суток.

«Она новенькая, что ли? – промелькнуло в голове у Амиры, – или она так изощренно издевается? Как она только умудрилась подумать, что смертника можно испугать карцером?»

В это время терпение охранницы, похоже, лопнуло. Она подскочила к горлопанящей бунтарке и что есть силы хлестанула по коленям дубинкой.

«Она в курсе, – молнией мелькнуло в воспаленном мозгу арестантки, – она в курсе, иначе бы ударила меня палкой по почкам или голени. Нужно быть осторожной и не втянуться в настоящую борьбу, как и написано в письме. Иначе я ее сейчас уделаю, и шансов на спасение у меня останется ровно в минус десятой степени больше. Хотя нет, это если только шансов у меня было целых десять, а здесь столько не раздают. А если шанс на спасение всего один, то математически хоть в какую степень его ни возведи, хоть в минус сотую, он все равно останется одним».

Все это происходило под молчаливые тычки дубинкой, которые Амира терпеливо сносила, не нападая в ответ. Неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, но надзирательница, видимо, сообразив, что нужно как-то продвигать дальше эту мышиную возню, ударила Амиру кулаком в переносицу.

Завязалась потасовка. В какой-то момент Амира поняла, что получила удар электрошокером вместо дубинки, и тихо обмякла на холодный каменный пол.

Очнулась она уже в лазарете. Далее по инструкции она должна несколько дней отказываться от пищи. Сиддхартх был в этом плане совершенно прав, она набрала не меньше пятнадцати килограммов лишнего веса, и теперь с ними нужно расстаться в экстремально быстром порядке.

Что будет потом с ее здоровьем, Амира не думала. Да и как можно было об этом подумать, когда на кону была ее жизнь?

Интересно, что стало с ее лицом. Она попыталась встать, но это было не так-то просто. Все тело ныло. И по понятной причине зеркала в палате не было. Она с радостью отметила, что окон здесь было намного больше, хотя они и были зарешечены так, что даже ручка ребенка не доберется. Не менее радостным было и то, что она не была привязана или прикована к кровати наручниками.

Но она понимала, что стоит ей только попытаться сунуться за дверь, она получит пулю в лоб. На этот счет в профилактории под названием Бахкирутан были особые и совершенно неоднозначные предписания, с которыми ее ознакомили еще при поступлении.

Она провела рукой по лицу. Так и есть, лицо распухло. Однако она не чувствовала на нем ран, это значит, что били прицельно, только чтобы появились гематомы. Значит, у нее еще есть шанс получить назад свое лицо без тонны пластических операций, если она, конечно, отсюда выберется. Надо же, кому-то не безразлична ее внешность! «Как это трогательно», – саркастически подумала она.

Но что происходит с ее правой рукой? Она попробовала согнуть пальцы. Пальцы гнулись, но реакция явно запаздывала. То есть, с такой скоростью работать рукой мог только столетний старик, но не она!