Раз — попаданец, два — мерзавец

А если останусь здесь и в сорок первом, и в сорок втором? Пока житье мое здесь не худо, но, как я уже понял, это просто чудо. О чудесах позже. Но о житье своем в двадцать первом веке я не позаботился, никого не предупредил, что какое-то время буду отсутствовать. Что будет с моей квартирой, что будет с моими временными, но подработками в музейных фондах? Что будет вообще с гражданином Александром Егоровым?

Никаких пунктов об этом я не помню, тогда мое внимание было сосредоточено только на вознаграждении. Я не воспринимал слова Аркадия Матвеевича буквально. Под влиянием телефонного разговора, заманившего меня в театр «Палитра», я сочинил и сам себе потом рассказывал сказочку о съемках фильма. Кроме пунктов о вознаграждении, я ничего из договора не помню! А что если там нет больше никаких обязательств по отношению ко мне, зато в случае неудачи я обязан выплатить большую сумму штрафа или неустойки?! А что если я должен возвращаться отсюда за огромную плату или вообще своим ходом?!

Весь в холодном поту я вскочил с постели. Было темно, издалека доносился шум из крыла дома, где куролесил поручик Майский. В углах голосили сверчки и скреблись мыши. А я стоял, ослепленный открывшейся мне хрустальной ясностью.

Саша Егоров был чужой в этом дне, месяце, году, веке. Но до сих пор его мало волновали бытовые, моральные и прочие здешние отличия от времени, из которого он стартовал. Иногда он их замечал, но чаще всего они скользили по поверхности его восприятия, давая ему невероятную возможность находиться в незнакомой среде и обстановке, не отвлекаться испуганно и напряженно на каждую мелочь, неважную для его миссии.

Он понимал язык и не удивлялся, что воспринимает его в переводе на не слишком правильный литературный русский конца двадцатого — начала двадцать первого века. Он разумел, что очень хорошее отношение к нему Смилянича и Елизаветы Петровны ничем особым в нем не вызвано, но его это мало трогало. Он даже не боялся заболеть в этом веке без антибиотиков и болеутоляющих средств и умереть, например, от холеры.

Он почти ничего не помнил из своей жизни в двадцать первом веке.

Теперь я все это осознал.

Так было до сих пор и так будет в дальнейшем. Мне обеспечена максимальная психологическая и физическая безопасность, чтобы успешно выполнить странное задание: подчиняться обстоятельствам, которые зависят от других людей, но незаметно для них и для себя быть веткой в течении ручья, пылинкой в точном механизме, банановой кожурой под каблуком.

Я изменю ход событий, даже не заметив этого, не задумываясь, и меня невероятно щедро вознаградят.

Нащупав в полумраке на столе кувшин с молоком, я сделал несколько глотков. Потом шикнул на сверчков и мышей, вернулся в постель и спокойно заснул.

Глава 10 ПЛАНЫ РЕЗКО МЕНЯЮТСЯ

А вот наша «делегация в Европу» переживала такие трудности и повороты судьбы, которые не смогли предусмотреть ни Бирон, ни Смилянич.

Реальная жизнь отличается от спланированных интриг тем, что происходят не только плановые события, но и другие, которые первыми порождаются.

Познакомить Линара с Анной Клингой было можно, но при дворе короля Августа III ничего не делалось без того, чтобы об этом не узнал граф Брюль, когда-то очень бедный дворянин родом из Тюрингии, последний и самый младший из четырех братьев Брюль фон-Ганглоффс-Земмерн, а ныне первый министр, который имел намного больше реальной власти, чем его величество. И хотя целью поездки барышни Янкович было пребывание на водах, но не успела карета пересечь границу, как Брюлю доложили и куда барышня действительно едет, и с какой целью, и кто она такая, и… Ни Смилянич, ни я не проболтались, информация ушла от приближенных Бирона. Возможно, они искали себе новых хозяев на случай падения герцога.

На Брюля эти сведения не произвели особого впечатления, любовные похождения графа Линара его никак не затрагивали.

Но в то же самое время о поездке Анны узнал и прежний фаворит короля Августа, которого Брюль незадолго до того свалил и отправил в изгнание практически против желания короля.

— Клинга? — сказал себе граф Александр Сулковский. — Этой Клингой[4] я кое-кому снесу голову.

Если перевести с эзопова языка на общежитейский, это означало:

— Почему бы ни заменить правление Брюля и жены короля Жозефины правлением моим и Анны Янкович? Вторая появится не скоро, но даже если прежняя душа теперь смирившейся Козель и возродится в Анне — пусть так, лишь бы свалить Брюля и приструнить надменную королеву.

И Сулковский немедленно выехал в Данциг для встречи с Анной.

За свергнутым фаворитом велась слежка. Шпион послал депешу в Дрезден. Узнав, куда едет Сулковский, Брюль вдруг мысленно представил себе путь барышни Янкович и побелел от злости. Как же он, умный и предусмотрительный Брюль, не догадался, как можно ее использовать!