Раубриттер

Ута аж остановилась от такого вопроса, глаза от ужаса выпучила, рот открыла, да ничего сказать не смогла. Так и стояла посреди улицы с раскрытым ртом.

— Пошли, дурища, пошли, — говорила Агнес, смеясь, — шучу я. Не нужна ты ему. Ему детишки нужны, те, что помладше.

Ей пришлось хватать служанку за рукав, и тянуть поначалу, прежде чем та пришла в себя и пошла сама.

— Что? Страшный он? — Улыбалась девушка глядя на служанку.

— Не приведи Господи, — Ута даже перекрестилась, что делала не часто. — И премерзок, и престрашен! Прямо, как наш поп говорил про Сатану.

— Верно-верно, — соглашалась Агнес, думая о чем-то, о своем, — зато служить будет верно, за страх служить будет, и не денется никуда, и не донесет.

Уж в этом она не сомневалась. Так они дошли до конца улицы, где их ждала карета. Садясь в нее, Агнес думала даже не о книге интересной, и не о том, что книготорговец теперь никуда от нее не денется. Она думала о его словах, про то, что в стекло могут заглядывать лишь лучшие сестры. Лучшие! И значит, она была одной из лучших. Ах, как приятно было это знать. Одно было плохо, что никому об этом сказать нельзя. Ну не Уте же о том хвалиться, не Зельде, не Игнатию. Они и так ее силу знают, и так ее боготворят.

Да и не поймут они. Господину бы о том сказать. Перед ним похвалиться бы. Похвала его была для нее сладка неимоверно.

Мгновенная теплота его была желанна всем ее сердцем. А его поцелуй, пусть даже отцовский, в висок или лоб, сердце ее тревожили, даже долгое время спустя, воспоминаниями сладкими по ночам. Ну, а если не пред господином похвастаться, так перед другими… сестрами, чтобы поняли ее и оценили. Вот это тоже было бы хорошо.

С этими мыслями она ехала по Ланну, смотрела рассеяно из окна кареты на улицы и чуть заметно улыбалась.

Глава 38

Время урожая — самое жаркое время в любом поместье. Работы и суеты много, даже господину праздному и то хватает. А уж непраздный трудится не меньше своего холопа. Нет, конечно, не косит он, и снопы не вяжет, не обмолачивает их, солому не собирает и на ветру зерно не веет. А веять его нужно, за не провеянное от мякины и мелких гадов зерно купчишки цену совсем не ту дают, что хочет господин. Так что Ёган эту неделю почти не спал, но все равно не успевал везде. И Волкову пришлось мотаться между полем Эшбахта и новыми Амбарами, то там пригляд нужен, то здесь. Мужики и нанятые на уборку солдаты не хотят стараться лишний раз для господина, работают спустя рукава. Если к ним сержанта не приставить, то будут лодырничать. Вот пригляд за ними и нужен. Пригляд и подсчет. А как же в хозяйстве без счета?

Никак нельзя.

Но до этого за неделю, когда он вернулся из Малена, решил кавалер исполнить задумку хитроумного своего монаха брата Семиона и из врага сделать друга.

Вечером того же дня он собрал к себе господ офицеров на ужин.

Все были, кроме Брюнхвальда, тот еще был нездоров. Разговор был хороший, в основном говорили о том, сколько всего будет денег от проданной добычи. Рене сказал, что одних мехов они продали на три тысячи талеров. Солдаты, прознав про это, приходили просить авансы, но офицеры и корпоралы им не давали денег. Зная, что спустят все в новом, едва построенном кабаке, где жадные девки и ушлые кабатчики уже ждут этих простофиль.

Говорили солдатам, что надо дождаться, пока вся добыча будет распродана, тянули время, и в том был резон, не хотели командиры, чтобы солдаты пропили все деньги до зимы, а в зиму остались без хлеба. А еще выяснялось, что денег с добычи будет достаточно, еще пряностей были ящики немалые. Волков и Рене поглядывая на них, сошлись во мнении, что две тысячи они за них выручат. А еще ткани, вино, масло, лошади отличные и еще много чего. В общем, решили купить хороший сундук, и от имени солдатских старшин офицеры просили Волкова хранить все серебро у себя, более надежного места в Эшбахте не было.

Все эти приятные разговоры за пивом и вином шли, уже когда стемнело, и жена его Элеонора Августа всю эту скуку слушать не пожелав, попрощалась со всеми, позвала служанку и пошла наверх спать. Это было как раз то, на что кавалер и рассчитывал. Господа офицеры проводив госпожу Эшбахт вставанием из-за и стола снова сели пить, раз кавалер ко сну идти не собирался. Пить и продолжать приятные разговоры о хорошей добыче. А вот сестра его, Тереза, и госпожа Ланге, спать не ложились, сидели после ужина в конце стола и говорили негромко о чем-то женском.