Раубриттер

— …И неплохо было бы в то поместье съездить, посмотреть, каково оно, — бубнил брат Семион.

— Дай-ка мне бумагу и перо, — сказал Волков, не слушая его.

Пока монах отходил за письменными принадлежностями, на дворе раздался шум. Крики какие-то, и явно звучало его имя. Он насторожился и прислушался. Так и было:

— Господин дома? Дома? — кричал высокий голос, обладатель которого готов был сорваться на плач.

— Что там еще? — Волков встал. — Мария, кто там?

— Я сейчас выясню, — обещал монах и быстро пошел к двери.

Но не успел до нее дойти. Сначала в дом влетела перепуганная Мария, потом вошел Максимилиан, а за ним вбежал мальчишка.

Это был младший сын жены Брюнхвальда. Кавалер не знал его имени. Он не мог говорить, от волнения он подвывал и задыхался.

— Прекрати выть и успокойся. Говори, что случилось? — строго сказал кавалер.

— Господин, — всхлипывал мальчишка и тут же подвывал, — господин, ротмистра убили!

Тот страх, к которому Волков почти подготовился, навалился на него:

— Кого? — строго спросил он. — Да прекрати ты выть! Кого, говорю?

— Брю… Брюнхвальда, господин! Ротмистра Брюнхвальда.

— Кто? — мрачнея, спросил кавалер.

— Ротмистра Брюнхвальда, господин, — мальчишка, уже не сдерживался, он начал рыдать.

— Дурень, я спрашиваю, кто убил его? — заорал Волков. — Где он?

— Дома!

— Дома? У себя дома?

Но мальчишка завыл и, залившись слезами, отошел от него и сел на лавку, словно и не слыша кавалера.

Волков стал холоден, сух и деловит. Ни тени волнения, ни эмоций, он опоясывался мечом, колючим взглядом осматривая своих людей. Все они смотрели на него, ждали его слова, и он сказал абсолютно бесстрастно:

— Максимилиан, какого дьявола ждете? Бригантину, наручи, шлем, коня и побыстрее. Сами тоже оденьтесь, арбалет и пистолет не забудьте.

— Сыч, поможешь мне? — крикнул Максимилиан, кидаясь к ящику с доспехами.

— Побегу коней седлать, — сказал Сыч и выскочил из дома.

До дома Брюнхвальда было неблизко, он находился за большим полем и стоял ближе к реке, там же, где были дома Рене, Бертье и нескольких солдат. Но брат Ипполит, пока седлали коней и надевали доспех, уже умудрился поспеть туда.

У входа в дом, на лавке, сидел молодой здоровяк Гроссшвулле, перед ним стояло ведро с водой, он этой водой и тряпкой смывал с себя кровь. Крови было предостаточно, из рассеченного лба, из скулы, из оторванного уха кровь текла и текла снова, как только он выбирал ее.

Увидав Волкова, он сразу встал во весь свой рост. Лицо в крови и угрюмое.

Максимилиан помог Волкову слезть с лошади.

— Ну, что случилось?

— Побили нас, — вымолвил здоровяк, заливаясь кровью.

— А почему ты поехал с ротмистром? Зачем?

— Просил он, сказал сыры таскать, денег сулил. Меня господин Роха отпустил.

Кровь стекала по левой стороне лица и со лба по носу. Волков подошел поближе, отсмотрел его:

— Ты эту кровь тряпкой не остановишь, рассекли тебе кожу до кости, штопать нужно. А что с Карлом? Убит?

— Привез еще живым, там он, — здоровяк кивнул на дом.

— Что с ним?

— Голова вся разбита, рука одна как тряпка, на одном боку лежать не может, и кровь изо рта идет.

— Горцы били?

— Угу, местные, — кивал здоровяк, а с его подборка капали капли крови.

— На том берегу? За что били?

— Да на том берегу, а били за сыр.

— Как за сыр, не понял, почему за сыр?

— Мы не ярмарку приехали от реки, от лодок. Стали возле и хотели место для торговли искать, но пришли какие-то люди и сказали, чтобы ехали мы с ярмарки прочь, что не дозволят торговать нам. А ротмистр сказал им, что не поедем, и пошел управляющего ярмаркой искать, а прибежали еще люди, были злы они, стали телеги с сыром опрокидывать и кидать сыр в грязь. Я стал им не давать то делать, сыр-то жалко мне, сыр-то хороший, а они стали меня бить, пасынков ротмистра бить тоже стали. Ну, я им тоже стал давать по мордам. А потом еще прибежали мужики с палками и стража. И тоже кинулись меня бить. Но тут пришел ротмистр и стал за меня заступаться, тоже не давать сыр в грязь кидать. Они на него все накинулись, а он стал отбиваться, бил их тоже хорошо, тогда они все на него кинулись и били его палками, особенно стража, кольями била.

Никто его не перебивал, все слушали внимательно. Кавалер только перчатки снял. Он слушал увальня, чуть прищурившись и глядя на того исподлобья, медленно наливался ненавистью. И не дослушал его, повернулся и пошел к двери, без стука толкнул ее и без спроса вошел в дом.

Глава 18

В доме тихий вой, жена Брюнхвальда да еще и служака, заливаясь слезами, суетятся, носят воду в тазах и тряпки. Да еще сын жены тоже в слезах. Жена Брюнхвальда, Гертруда, в слезах кинулась к Волкову и сказала:

— Господин, он… Он даже говорить не может…

Максимилиан, сын Карла Брюнхвальда, был бел, как полотно, стоял рядом с кроватью, на которой лежал его отец.

— Ну, — холодно спросил кавалер, — вы все еще не передумали, выбирая воинское ремесло? Если нет, то привыкайте, вам еще придется стоять так не раз.

Максимилиан взглянул на него испуганно и отвел глаза.