Раубриттер (IV.II - Animo)

«Ревнитель» недоуменно поднял бронированную жабью голову. Пули, сминаясь, безвредно отскакивали от его покатого лба, бессильные оставить на ней даже вмятину. Гримберт едва сдержал злую усмешку. То, что для учебной машины представляло серьезную опасность, для настоящего рыцаря было лишь докучливым треском сверчков в высокой траве.

— Не стрелять! — взвыл где-то далеко Бражник, — Не стрелять, сучьи дети! Позиции выдадите! Ах ты ж сучье семя… Бегите! Бегите, к черту!

Рутьеров не требовалось долго упрашивать спасать свои шкуры.

Бросая на произвол судьбы беспомощные серпантины, стряхивая с себя маскировочные сети, увязая по колено в снегу. Побежали не все, заметил Гримберт. Некоторые орудия продолжали стрелять. Вразнобой, не выверенно, впустую сотрясая воздух — жалкая пародия на настоящую канонаду. Наверно, даже в разбойничьих душах остались крохи чести, не позволяющие им задать стрекача перед лицом опасности. Может, Господь в своей милости укроет этих несчастных от греха и…

Может, Господь и успел укрыть рутьеров от греха. Но от фугасных огнеметов не успел.

«Ревнитель», наклонив бронированный торс, извергнул из себя два ревущих черных языка, внутри которых сворачивались спиралью огненные прожилки. И эти языки вмяли и бегущих и сопротивляющихся, мгновенно слизав белую снежную плоть со склона, оставив лишь скудно коптящие костерки из плоти и орудийных остовов. Сквозь повисшее над землей дрожащее марево Гримберт видел шатающиеся, объятые желтым пламенем, фигурки, пытающиеся брести прочь, но на ходу превращающиеся в золу.

«Ревнитель» не стал созерцать их мучения. Он устранил угрозу, и этого ему было довольно. Единственным его значимым противником был завязший в кроваво-снежной жиже «Убийца». Никчемный противник, но все же рыцарь. А значит, не зазорно будет разнести его главным калибром, втоптав в землю обломки.

* * *

Гримберт попытался сдвинуть «Убийцу» с места, но тщетно. Ходовая часть, которую он истязал столько времени непомерными нагрузками, вышла из строя. Этот старый доспех отходил свое по грешной земле.

Пятидюймовые орудия «Ревнителя» повернулись в его сторону. Даже на таком расстоянии Гримберт необычайно отчетливо увидел их дульные срезы. Даже без увеличения визора они казались пещерами, в которые вот-вот нырнет его душа, растворяясь в этой непроглядной темноте без остатка. Как радиосигнал, метнувшийся в ночное небо или…

«Радиосигнал, — в этот раз в голосе Аривальда в самом деле было презрение, — Ты чертов идиотский баран, Грим».

Огненная птица надежды шелохнулась в его груди, раскрывая тлеющие крылья.

Радиосигнал.

Рутьеры повредили его радиостанцию в том ночном бою. Он не мог связаться даже со «Стражем». Он был нем. Вот почему «Ревнитель» не ответил ему. Он попросту его не слышал.

Или слышал. Но получил приказ из уст маркграфа — уничтожить любую угрозу, которая встанет на пути ценного каравана. А когда твой сюзерен, которому ты вверяешь рыцарскую честь, говорит «любую»…

Гримберт отдал приказ «Убийце» включить внешние динамики, гадая, успеет ли он это сделать прежде чем «Ревнитель» перезарядит свои пятидюймовки.

— Говорит Гримберт…

Человек, своей самонадеянностью погубивший своего друга.

Никчемный баловень судьбы, угодивший в ловушку своего самомнения.

Опозоренный пленник, безропотно отдавший все, чему посвятил жизнь во искупление своей жалкой шкуры.

— …наследник маркграфа Туринского. Прекратите огонь. Повторяю, «Ревнитель», прекратите огонь. Мне нужна помощь. Прекратите огонь. Мне нужна…

Он позабыл условные команды и обозначения, он даже сам с трудом понимал, что говорит, но что-то говорил. Это была какая-то мешанина из мольбы, просьб и невнятных проклятий. Настоящая каша, в которой человеческое ухо с трудом вычленило бы суть.

Однако «Ревнитель» не стрелял. Стоял неподвижно, хладнокровно направив на него орудия главного калибра, и молчал, чего-то выжидая. А потом вдруг пришел в движение и тяжело мотнул башней, точно человек, недоуменно покрутивший головой.

Кажется, выстрела не будет.

Он остановился в трех или четырех туазах перед «Убийцей» и только тогда сделалась по-настоящему видна разница в их размерах. Боевой рыцарский доспех и никчемная учебная машина. Могучий, закованный в сталь, воин — и никчемный сопляк, воображающий себя таковым.

Бронированная жабья морда дрогнула, исторгнув в воздух струи конденсата, на ее темени в сторону сдвинулся небольшой пласт брони, высвобождая прямоугольный люк. Несколькими секундами позже он распахнулся.

Бронекапсула «Радетеля» не шла ни в какое сравнение с тесной норой «Убийцы». Просторная и хорошо освещенная, она походила на рубку боевого корабля, в самом центре контрой можно было разглядеть ложемент с неподвижно лежащей человеческой фигурой.

— Мессир Гримберт?

«Я не мессир, — хотел было сказать ему Гримберт, — Я же не рыцарь».

Но не сказал. Не смог. Язык вдруг высох, превратившись в дохлую змею в пересохшем устье ручья.