Раубриттер

— Правильно, что боятся, — все так же тихо говорил Волков. — Горцы люди свирепые и обидчивые. Они придут сюда скоро. Что делать будем, когда придут?

Еган смотрел на него, удивленно, хлопал глазами. Видно такая мысль ему в голову не приходила.

— Ну, — начал он медленно, — так вы их может, погоните.

— Погоню, если двести их будет, а если их будет пятьсот?

Управляющий молчал. Думал.

— Продавай все, — сказал Волков, подождав немного. — Деньги в кошель положил, да поехал, а зерно с собой не увезешь.

— Так значит и амбары наши новые пожгут.

— Обязательно пожгут, — заверил его кавалер, — если туда доберутся. И амбары, и дом этот, и все дома вокруг. И ты готов будь, что когда случится это, все быстро собрать, и у меня, и у мужиков, все собрать и бежать на север к Малену.

— И имущество значит, и скот, все значит, собирать придется.

— И имущество и скот. Все. А зерно все, что не нужно нам на зиму, все продай и мужикам с солдатами накажи, чтобы так же делали. Чтобы телеги в порядке держали, чтобы лошади здоровыми были.

— Вон оно как, значит, — Еган был обескуражен. — Значит, зерно продавать будем.

— И побыстрее, — сказал Волков.

В этот день пришло сразу два письма, одно злое, и было от нобилей городских, в котором те просили его быть к ним на совет.

Хотели знать городские нобили, будет ли он и дальше длить свару с кантоном Брегген. И не хочет ли он раньше срока договора вернуть деньги те, что они ему дали. То письмо он выкинул, даже дочитывать не стал. А вот то письмо, что привез ему гонец из Фринланда, так хоть другим читай. Писал ему сам Его Высокопреосвященство архиепископ и курфюрст Ланна и писал так:

Сын мой, лучший из сынов моих, рыцарь и паладин, хранитель Веры и опора Трона Господня, мир наполнен славою деяний твоих.

Слышали все люди богобоязненные, что опять указал ты Сатане место его, опять попрал еретиков, что в мерзких горах своих живут в подлости ереси, теша господина своего Люцифера зловонного мерзостью реформаторства. Слуги Сатаны Лютер и Кальвин слезы льют за господина своего попранного. А мы возликовали со всеми людьми веры истинной, и в честь тебя на всех колокольнях славного города Ланна велели быть «праздник». А в проповедях все отцы святые читали тебе «славу» и упоминали, как с хранителя веры и рыцаря божьего, чтобы все агнцы божьи за тебя молились, как молюсь о тебе я ежедневно.

Любой бы хвалился таким письмом, и Волков хвалился бы, если бы не было там приписки:

А еще, сын мой, прошу тебя про уговор наш насчет купчишек Фринланада вспомнить. Про тех, что от спеси своей про уважение к господину своему позабыли. Сделай им так, чтобы вспомнили они.

Бери с них серебро без всякого милосердия, за то, что по твоей реке плавают. То будет дело Богоугодное, так как от глупой гордыни спесивцев отворотит. А письмо мое сожги от греха подальше. И благословен будь.

Архиепископ и курфюрст славного города Ланна

Волков встал, подошел к очагу, над которым Мария готовила еду, и кинул письмо в огонь. Он не собирался выполнять просьбу архиепископа. Нет. Уж точно не сейчас. Герцог Ребенрее и граф и так на него злы, а начни он грабить купчишек, так и вовсе взбесятся.