— В деревне сразу заметят, что по вечерам практикант куда-то бесследно исчезает. Это в городе никому ни до кого дела нет, в общаге я ночую, у подружки или в парке на скамейке. Из города можно ходить домой, а из деревни — нет. Придётся там и ночевать.
— Дядя, — Нируэль взял руки Славяна, прижал к своим ушам, — возьми меня с собой. Всё равно кем — учеником, оруженосцем.
— Ну что ты говоришь, какой оруженосец? Я что, чем-то похож на рыцаря? А ученики бывают только у волшебников. Мои способности в этой отрасли тебе известны лучше, чем кому бы то ни было.
— Тогда возьми меня с собой просто так, племянником, — не отступал Нируэль.
— Ну и как ты себе представляешь собственное появление на Техничке? — Славян высвободил руки. — Длинные волосы более-менее ничего, хиппи изобразишь. Уши — ладно, шапка закроет. А глаза? У человеков таких больших глаз не бывает. Хочешь все две или три недели проходить в тёмных очках на полморды, какие давным-давно не носят?
— Мало ли откуда у хиппи немодные очки, может, по бедности на помойке подобрал… Или мода наша такая, хиповая, кому какое дело.
— В городе — никому, — ответил Славян. — А в деревне ты сразу станешь предметом всеобщего внимания. Последствия представить нетрудно. Да и не ездят хиппи в деревню, делать им там нечего, хиппи исключительно городской цветок. И вообще, что ты не видел в человеческой деревне? В дупель пьяного механизатора?
— Я не хочу отпускать тебя одного. Дядя, — требовательно посмотрел Нируэль Славяну в глаза, крепко, почти до боли, сжал ему пальцы, — поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен.
— Ну а куда ж я денусь?
— Вы, человеки, всегда уходите, — сказал Нируэль. Верхушки ушей отвернулись к затылку. — Наши долины так прекрасны… А вам всё равно мало, вам постоянно надо что-то ещё… В долинах вам тесно… И вы уходите от нас. Так или иначе, но уходите всегда, как песок сквозь пальцы. А нам остаётся пустота, которую заполнить нечем. Славян, ведь ты не просто человек. Ты Нитриен-шен, ты часть этой земли, ты не можешь уйти как они. Славян, дядя мой, побратим моего отца, поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен. Что бы ни случилось, ты обязательно вернёшься домой. Поклянись.
— Нир, что с тобой сегодня? Трясёшься из-за практики, которая будет чёрт знает когда, аж весной. Тебя послушать, так я не на сев яровых, а в горячую точку воевать поеду!
— Поклянись! — потребовал Нируэль.
— Клянусь. Что бы ни случилось, но домой я приду. Доволен?
— Нет. — Нируэль отпустил руки Славяна, прислонился спиной к кровати, уставился на плинтус у противоположной стены. — Я буду доволен, только если ты останешься в Нитриене навсегда. Чтобы никуда не уезжать. Или будешь брать в поездки кого-то из нас.
— Нир, что у тебя стряслось?
— В том-то дело, что ничего. Вчера я трижды смотрел в ясновидное зеркало. Всё как всегда — тихо, спокойно и чисто. И твоя поездка в человеческую деревню будет очень удачной, староста… нет, председатель даже письмо в университет напишет, чтобы после учёбы тебя к ним направили, так ему понравится твоя работа… Но ты выберешь свободное распределение и продолжишь работать здесь, дома, в Нитриене… Будущее к нам по-прежнему благосклонно. Но я не верю ему. Позавчера на празднике, когда тебе выпало открывать танцы и королева бала надела тебе венок, я вдруг испугался грядущих дней. Так страшно мне не было уже пять столетий. Я даже не понимаю, чего боюсь. — Нируэль сел на кровать, уши повернулись к Славяну. — Как будто я заглянул в глаза самой судьбе.
— В глаза судьбе мы смотрим каждый день, каждое мгновение, — ответил Славян. — Просто не замечаем этого. А не замечаем только потому, что никакой судьбы нет.
— Только у тебя, — не согласился Нируэль. — Ты человек. Такое ни одна судьба не выдержит. Что бы она ни решила, человек всё равно всё по-своему сделает, лучше и не связываться, а смыться куда-нибудь подальше. Пока ты не принялся объяснять судьбе, что её нет — человека ведь не переспорить.
— Ты это Лариэлю скажи. Он кого угодно переспорит. Одно слово — хелефайя. Вот уж действительно кого не переспорить никогда и никому.
— В разговоре о мелочах, — ответил Нируэль. — Но не в делах серьёзных. Здесь всегда последнее слово оставалось за человеками. Теми же рыцарями.
— Не уверен, что к рыцарям применимо слово «человек», — задумчиво сказал Славян. — Да и людь тоже. Ох, — вскочил он, — философствуем тут с тобой, а я в универ опаздываю. И пожрать не успел. — Славян схватил со стола и сунул в рюкзак забытый МР3-плеер. — Ну всё, я побежал.
— Постой, — задержал его Нируэль. — Не ходи сегодня на занятия. Ну что тебе один день?
— Не ерунди, — отмахнулся Славян. — До вечера. — Он выскочил из комнаты.
Острый слух хелефайи различил едва слышный хлопок входной двери. Сердце тревожно сжалось.
— Ты поклялся вернуться, — прошептал Нируэль.