Женщина немного растерялась:
— Он же поэт, он же ваш друг... Я думала, так будет хорошо, и вам будет приятно, — сказала она торопливо. — Его очень любят у нас.
Увидев моё ликование, она засмеялась и добавила: “Любят независимо от вас. Вот так!”
Я обнял её. Я был полон благодарности этой немолодой женщине, всем, кто радовался вместе со мной, за их понимание и признание высокой поэзии, высокого таланта».
Гамзатов успел привыкнуть к популярности, однако теперь это превращалось в нескончаемые звонки из редакций, интервью, встречи на телевидении. Ни одно значимое событие в Дагестане уже не обходилось без присутствия Расула Гамзатова. Его звали на праздники, спортивные турниры, театральные премьеры, не говоря уже о свадьбах, где он превращался в фигуру, порой более значимую, чем жених с невестой. А затем расходились повсюду рассказы тех, кто оказался рядом с ним, и как он что-то сказал Расулу, и как тот ответил, и какие замечательные тосты были произнесены поэтом.
Приходилось принимать меры. Но даже на сокращённые вполовину мероприятия времени всё равно не хватало. И ему вспоминался роман Ивана Гончарова «Обломов», когда герой, изнемогая от беспокойной деятельности Штольца, восклицал: «Прощай, поэтический идеал жизни! Это какая-то кузница, не жизнь; тут вечно пламя, трескотня, жар, шум... когда же пожить?» И когда писать? — добавлял Гамзатов.
Он уезжал в Москву. Там у него было много дел и были давние друзья, по которым он скучал. На вершинах власти Расул Гамзатов обрёл и новых друзей, которые по-разному, но надолго вошли в его судьбу.
По горской традиции он навещал их независимо от политической конъюнктуры. Одним из них был Вячеслав Молотов — пребывавший в негласной опале, но известный на весь мир бывший министр иностранных дел СССР и председатель Совета народных комиссаров.
«Имело место это в правление Брежнева, — вспоминал Яков Козловский. — Привёл меня Расул к опальному В. М. Молотову. Наведывал он ближайшего соратника Сталина и раньше. И, как известно, однажды в компании Мустая Карима и Кайсына Кулиева. Спустя некоторое время после посещения Вячеслава Михайловича оказались мы квадригой на даче Твардовского в Пахре. Мы — это Расул Гамзатов, Мустай Карим, Кайсын Кулиев и я. Выпили, и стал нас хозяин дома корить за то, что общались с Молотовым.
— Прохиндеи! Ходили к государственному преступнику!
И вдруг Гамзатов, как бы без всякого подвоха, даже с благодушной лицеприятностью, сказал:
— А вы знаете, Александр Трифонович, у Молотова на улице Грановского есть прекрасная библиотека. В ней есть и ваша книжка с благодарственным автографом.
В этот момент из кухни вышла Мария Илларионовна и с женской непосредственностью напомнила мужу:
— Саша, он ведь нам помог квартиру получить.
Художники знают, что небольшой штрих способен придать портрету то, что скрыла фотография. Все под Богом ходим...
Когда Твардовский был тяжело болен, я навестил его в Кунцевской больнице. И, словно в искупление незаслуженно приписанного мне “переводческого греха”, он подарил мне свою поэму “За далью — даль” с надписью: “Яше Козловскому — не для чтения, но для доброй памяти. — А. Т. 29. VII. 69”».
В жизни такое случается. Не по чёрствости души, не от неблагодарности, а по несовершенству человеческой природы. Когда недолюбливавший советскую власть Михаил Булгаков маялся в Москве без жилья, ему посоветовали обратиться к жене Ленина. Он обратился, и Надежда Крупская (Ульянова) помогла ему сначала прописаться в «нехорошей квартире», которую он потом не раз опишет, а затем и обзавестись своим жильём. «Самое главное то, что я забыл её поблагодарить, — писал Булгаков в «Воспоминаниях». — Забыл».
Судьба ещё не раз сводила Расула Гамзатова с Вячеславом Молотовым. Одну из этих историй приводит Юрий Борев:
«В середине 1970-х годов Расул Гамзатов лежал в Кунцевской больнице вместе с Молотовым. Расул спросил его:
— Я читал мемуары одного маршала. Он говорит, что Сталин руководил войной по карте. А по словам Хрущёва, Сталин работал по глобусу. Кто же прав?
Молотов с укоризной изрёк:
— Хрущёв был великим путаником. Весь первый этаж Ближней дачи товарища Сталина был увешан картами. Товарищ Сталин любил и умел работать с картой».
С особыми чувствами Расул Гамзатов навещал Корнея Чуковского, литературного патриарха, к которому Гамзатов питал почти сыновьи чувства. Когда, в конце октября 1969 года, Чуковский скончался, Гамзатов будто бы снова осиротел.
В библиотеке Чуковского в его доме в Переделкине хранится книга, подаренная Расулом Гамзатовым. Автограф гласит:
«Сказочному Нарту нашей детской литературы, одному из лучших джигитов великой русской речи, большому и доброму человеку Корнею Ивановичу с дагестанской любовью.
28/XI — 1958».
(Нарты — герои кавказского эпоса, богатыри, великаны. —
Чувства, питаемые к большому мастеру, не могли не вылиться в стихи: