Расти, березка! (рассказы и очерки)

Из дома — на работу. А Юрка рос! Однажды сидели в сквере. Сын попросил рассказать о войне, как воевал отец. А он? Он почему-то заговорил совсем о другом. Вспоминая об этом случае, отец упрекал себя за то, что ушел от очень важного, нужного разговора. И так вот всегда! Все ему казалось, что Юрка маленький и что эти его вопросы и разговоры о долге, о подвиге — все это еще впереди, когда сын подрастет. Потом появились младшие. Но было ли у него истинное сближение с Юркой, со старшим? Это так называемое духовное родство? И что знал сын о его детстве, детстве своего отца?

Григорий Афанасьевич рос на берегах Енисея. Рано стал трудиться. Не чурался самой черновой работы. Зимой учился, а летом по Енисею на лодках грузы в Игарку сопровождал… Трудно было учиться и работать. Но тянулся… А после — война. Повезло ему — жив остался. И встретил Ольгу. Потом вот — Юрка. Другие дети. С ними, кажется, уже легче было. Трудился он, трудилась Ольга. И все — для них! Пусть уж они не знают тягот, которые легли на плечи родителей…

Григорий Афанасьевич получал письма от друзей-фронтовиков. Иногда они приезжали к нему, вспоминали военную молодость, рассматривали фотографии. На них Григорий Афанасьевич — старшина. Боевой, бывалый. Приходилось ему и выступать по поручению партбюро перед комсомольцами цеха, хотя он не особо любил шумихи. Но партийное поручение обязывало. И он говорил. Говорил, что считал нужным, рассказывал о подвигах боевых друзей. И его слушали с замиранием сердца. Но в эту ночь Григорий Афанасьевич словно уличил себя в чем-то. Прежде всего, кажется, в том, что все это он говорил для других, для всех, кроме своего собственного сына. И вот — результат. Сын старшины запаса, Героя Советского Союза, отличника разведчика и отличника танкиста, а теперь знатного слесаря, Григория Афанасьевича Слободенюка растет… Кем же растет его Юрка? Сказать — тунеядцем, лоботрясом, — пожалуй, слишком. Но что-то тревожит, настораживает в его характере.

Сон совсем покинул Григория Афанасьевича. Он поднялся, взял какую-то книгу. Долго листал ее. Положил на место. Невеселые мысли роились в мозгу. Неужели ошибся он в своем старшем сыне?

И вдруг он уловил шорох в сыновьей комнате. Прислушался. Значит, и Юрий не спит… О чем он думает? Что тревожит сына?

Скрипнула дверь. Григорий Афанасьевич вздрогнул.

Юрий, рослый, красивый, стоял в двери, и было видно, что он и не ложился. Немного смущаясь, Юрий сказал:

— Отец! Можно посмотреть твой альбом?.. Ну, фронтовой…

Григорию Афанасьевичу показалось, что голос сына дрогнул. Может, оттого, что тот впервые произнес «отец», а не «папа». Да, да! Юрка уже не ребенок, и сам это чувствует, и сам не может привыкнуть к этому.

Григорий Афанасьевич молча достал из шкафа альбом. Вообще же это была обычная папка, в которой хранились фотографии фронтовых друзей.

Давно не смотрел Юрий эту необычную галерею лиц. Он сразу увидел молодое, веселое лицо. Отец был в танкошлеме. Сколько же тогда ему было лет? Чуть больше, чем сейчас Юрию. А он экипажем командовал, ходил в разведку!

Юрий и раньше видел эти фотоснимки и кое-что слышал от отца о его боевых друзьях, но никогда у Юрия не захватывало дух, как в эти минуты.

— О чем думаешь, Юра?

Голос отца был тихим, взволнованным.

— Ты никогда не рассказывал мне о себе, отец! Как на фронт пошел, как воевал… — так же тихо ответил Юрий, во второй раз в этот вечер вместо «папа» произнеся «отец».

Григорий Афанасьевич помолчал. Наконец отозвался:

— Что ж рассказывать… Воевал, как все. Как все парни моего возраста, старался поскорее попасть на фронт, толкался в военкомате, а меня не брали: возраст не подоспел… А гитлерюги, гляди, — под Москвой. Побили их тут. Чуток полегчало. Но только самую малость. Да и на наш род беда навалилась. Твой дядя Трофим, погиб. Мой брат. Танкистом был. Сперва письмо от него получили, хорошее письмо, мужественное. А на другой день — похоронка! В танке сгорел, а врагу не дался… Тут я и вовсе не выдержал: помчался в военкомат. Мать и отец уже не стали меня отговаривать, поняли — должен я в строю заменить Трофима! И военком, спасибо ему, пошел навстречу. Вот так оно было, Юра. Так я танкистом сделался.

Вся юная, боевая жизнь Григория Афанасьевича в одну эту ночь прошла перед его взором, и он чувствовал — перед взором его сына.

… Новобранца Григория Слободенюка командир 17-й гвардейской механизированной бригады Чурилов отобрал в разведроту, а боевое крещение Григорий получил под Орлом, на Курской дуге. В первом же бою его самоходка попала под сильный артиллерийский обстрел. Григория контузило, но он остался в строю. Потом пошло: бои, бои…

Карпаты… Висла… Домой докладывал коротко: «Все в порядке, батя. Если будешь писать старшему, Павлу, на шахту, сообщи: счет за нашего Трофима веду особый».