Растерзанное сердце

— Всего за неделю до того, как… В пятницу. Он ехал в Йоркшир и ночевал у нас. У нас для него всегда готова его старая комната, на всякий случай, вы понимаете.

— Вы не заметили ничего необычного?

— Необычного? Что вы имеете в виду?

— Может, он чего-то боялся?

— Нет.

— Его что-нибудь беспокоило?

Барберы переглянулись, затем Луиза ответила:

— Мы ничего такого не заметили. Разве что он был возбужден немного больше обычного.

— Возбужден? В связи с чем?

— Он не сказал. Думаю, это могло иметь отношение к тому, о чем он писал.

— А о чем он тогда писал?

— Он никогда не сообщал нам подробностей. Не то чтобы нас совсем не интересовала его работа, но, думаю, он понимал, что для нас она ничего не значит. К тому же он пекся о том, чтобы никогда раньше времени не разболтать сенсацию. Его профессия научила его скрытности.

— Скрывал даже от вас?

— И стены имеют уши. У него сформировался своего рода инстинкт. Не думаю, что в этом смысле для него имело значение, с кем он говорит.

— Значит, он не называл никаких имен?

— Нет. Извините.

— Он говорил вам, зачем едет в Йоркшир?

— Сказал, что, как ему кажется, нашел тихий уголок, чтобы писать, а еще, думаю, там жил кто-то, с кем он хотел увидеться.

— Кто?

Миссис Барбер развела руками:

— Простите, не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что это имело отношение к тому, над чем он тогда работал.

Энни мысленно выругалась. Если бы только Ник назвал имена! Если бы он считал, что его родители хоть немного интересуются страстью всей его жизни, он бы наверняка назвал имена, несмотря на журналистский инстинкт, запрещавший раньше времени разглашать секреты.

— Вот почему он был возбужден?

— Мне кажется, да.

— Вы можете что-то добавить, мистер Барбер?

Росс Барбер покачал головой:

— Нет. Луиза уже сказала, названия этих групп и имена певцов нам откровенно скучны. Думаю, он давно понял, что ему незачем упоминать их в разговоре с нами. Несомненно, представители его собственного поколения были бы весьма впечатлены, но все это было выше нашего разумения.

— Могу вас понять, — заметила Энни. — А что вам известно о жизни Ника в Лондоне?

— У него была славная квартира, — ответила Луиза. — Правда, Росс? Рядом с Грейт-Вест-роуд. Не так давно мы у него останавливались по пути в Хитроу. Он лег на диване, а нам уступил спальню. Она была безупречно чистая.

— Он ни с кем не делил квартиру, ни с кем не жил вместе?

— Нет. Она принадлежала только ему.

— Вы не встречались с его подругами или близкими друзьями? С коллегами или знакомыми?

— Нет. Думаю, он работал все часы, отпущенные ему Господом. У него не было времени на подружек, на отношения и прочее в том же духе. Но я уверена, что в конце концов он бы остепенился.

У Энни был, конечно, не очень большой жизненный опыт, но ей казалось, что, если мужчина, доживя до тридцати восьми лет, еще не «остепенился», надо быть дураком, чтобы, затаив дыхание, ждать, пока он это сделает. Однако она знала, что многие люди в наше время избегают долговременных связей — в том числе и она сама.

— Я понимаю, что это довольно деликатный вопрос, — сказала Энни, — и я не хочу вас расстраивать, но скажите, Ник когда-нибудь имел какое-то отношение к наркотикам?

— Видите ли, — ответил Росс, — мы предполагали, что он, разумеется, экспериментировал, как многие молодые люди в нынешние времена, но мы никогда не видели, чтобы он находился под воздействием чего-то более сильного, чем пара пинт пива или стаканчик виски. Мы к таким вещам относимся вполне либерально. Я хочу сказать, невозможно столько лет преподавать в университете и ничего не знать о марихуане. Но если он и принимал какие-то наркотики, они никак не влияли на его работу и здоровье, и мы, безусловно, никогда не замечали никаких признаков, не так ли?

— Не замечали, — подтвердила Луиза.

Это был искренний ответ, хотя и не совсем такой, какого ожидала Энни. Но она чувствовала, что Росс Барбер предельно откровенен. Видно было, что Барберы души не чаяли в своем сыне и были поражены его смертью, но понимания между родителями и сыном не было. Они гордились его успехами, но сами успехи как таковые их не занимали. Ник мог бы взять интервью у знаменитых британских рок-групп «Колдплей» или «Оазис», но все равно, как представляла себе Энни, Росс Барбер буркнул бы лишь: «Замечательно, сынок», — и снова погрузился в свои древние фолианты.

Не придумав, о чем еще спросить, Энни взглянула на Уинсом, которая лишь пожала плечами. Возможно, Бэнксу это удалось бы лучше, возможно, она задавала не те вопросы, но больше ей ничего не приходило в голову. Они могли бы еще зайти в комнату Ника, на случай если он оставил там что-нибудь представляющее интерес, а на обратном пути, может быть, пообедать где-нибудь в пабе. После чего Энни заглянет в спецфургон и позвонит Бэнксу. Ему наверняка захочется узнать о том, что она выяснила, пусть даже выяснила она немного.

13 сентября 1969 года, суббота