— Ты же доверился Хадассе.
Лицо Атрета потемнело.
Иоанн какое–то время внимательно вглядывался в него, а потом рассказал, как разыскать Рицпу.
— Я буду молиться о том, чтобы в твоем сердце пробудились сострадание и милость, которые Бог оказал тебе, пощадив твоего сына. Рицпа — это женщина настоящей веры.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она испытала много горя в собственной жизни.
— Это уже не мое дело.
— И все же я прошу тебя не винить ее в том, что произошло.
— Вся вина лежит на матери моего сына. Я ни в чем не виню ни Хадассу, ни тебя, ни эту вдову, — сказал Атрет, несколько смягчившись, потому что ему наконец удалось узнать то, ради чего он сюда пришел. — Кроме того, — добавил он, — я нисколько не сомневаюсь, что этой твоей вдове станет гораздо лучше, когда она получит щедрое вознаграждение за все свои страдания. — Он не обратил никакого внимания на то, как поморщился Иоанн при этих словах. Обернувшись, Атрет увидел, что толпа притихла. — Чего они все ждут?
— Просто они думали, что ты пришел креститься.
Презрительно смеясь, Атрет пошел вверх по склону холма, больше не оглядываясь на тех, кто собрался у реки.
Атрет вернулся на свою виллу по окружной дороге. Было бы безопаснее войти в город после наступления темноты, кроме того, имелись и другие вопросы, о которых он в спешке не подумал.
— Лагос! — его зычный голос отдавался эхом по мраморной лестнице. —
По верхнему коридору к нему уже спешил слуга.
— Да, мой господин!
— Пойдешь на рынок рабов и купишь мне кормилицу.
Лагос стал поспешно спускаться вниз.
— Э-э… кормилицу, мой господин?
— Только обязательно смотри, чтобы она была из Германии, — Атрет направился через внутренний двор в бани.
Потрясенный, Лагос последовал за ним. У него уже было несколько хозяев, но этот оказался самым непредсказуемым. Лагос считался самым везучим среди рабов — ведь он теперь прислуживал самому Атрету, самому знаменитому гладиатору всей Римской империи, но кто бы мог предположить, что этот бывший гладиатор окажется едва ли не на грани сумасшествия. В первую же неделю проживания на своей новой вилле Атрет разломал в щепки всю мебель, сжег свою спальню, а потом исчез. По прошествии месяца Сила и Аппель, два гладиатора, которых Атрет выкупил у Серта и сделал своими охранниками, отправились на его поиски.
— Он живет в горах, в пещере, — сообщил Сила, когда они вернулись.
— Так нужно его вернуть!
— Рискуя быть убитым? Нет уж! Иди ты, старик. Только не я. Мне еще моя жизнь дорога.
— Он умрет от голода.
— Он питается мясом диких животных, на которых охотится со своей ужасной германской
— И что же нам теперь, сидеть сложа руки? — спросила Сатурнина. Этой рабыне было не по себе при мысли о том, что ее хозяин возвращается к варварству и становится похожим на дикого зверя.
— А что ты предлагаешь, моя милая? Пойди к нему в пещеру, может, у него настроение поднимется. Но уверяю, что со мной тебе будет куда лучше, — шутливо сказал Сила, потрепав рабыню по щеке. Она с раздражением оттолкнула его, и он засмеялся. — А ты ведь в душе радовалась, когда госпожа Юлия отвергла хозяина. Если он все же возьмется за ум и вернется, ты будешь встречать его у дверей с распростертыми объятиями.
Пока Сила и Аппель слонялись по дому, пили и вспоминали былые поединки на арене, Лагос поддерживал в доме порядок. Дом принял подобающий вид, и все в нем было готово к возвращению хозяина.
И Атрет вернулся, никого заранее не предупредив. Его не было на вилле пять месяцев, но в один прекрасный день он вернулся, сорвал с себя шкуры, которые носил в горах, вымылся, побрился и облачился в тунику. Потом он послал одного из своих слуг за Сертом, и когда распорядитель зрелищ прибыл, они на короткое время уединились для конфиденциального разговора. На следующий день к Атрету пришел гонец с вестью о том, что та женщина, которую он ищет, находится в темнице. Как только стемнело, Атрет снова куда–то ушел.
И вот теперь он пришел и послал Лагоса за кормилицей. И не какой–нибудь, а
Успокоившись и набравшись смелости, Лагос открыл рот, чтобы сказать хозяину нечто неизбежное:
— Боюсь, что это невозможно, мой господин.
— Заплати любую цену, которую только запросят. Я с расходами не посчитаюсь, — сказал Атрет, снимая пояс.