Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

— Нет, — сказала Аномия, видя, как ее слова прочно оседают в сознании людей, пускают корни и растут, подобно паслену или белладонне. — Нет, мы не станем их убивать. Не сейчас… Чтобы Атрет вернулся к нам, нам надо быть такими же хитрыми, как и эти чужеземцы, — убеждала она. — Придет еще время, когда оба они погибнут, но нам нужно быть терпеливыми и мудрыми. Когда Атрет будет говорить с вами, делайте вид, что слушаете его, но закрывайте уши и сердца для его слов. При малейшей возможности напоминайте ему о тех зверствах, которые творил с нами Рим. Напоминайте ему о смерти его отца. Напоминайте ему о бесчисленном множестве людей, которые либо погибли, либо были угнаны в рабство. Спросите его, каково ему жилось в Риме. Как ему там пришлось забавлять людей. Пусть он вспомнит, каково это, когда с тобой обращаются, как с животным. Бели он вспомнит, он снова станет самим собой. Он нужен нам. Только будьте осторожны.

Она улыбнулась.

— Мы победим. — Аномия, как могла, вселяла в сердца своих сторонников уверенность в победе. — Помните, нас много, а их совсем мало. Ну а теперь идите и исполняйте волю Тиваза.

44

Слова Аномии действовали опустошающе. Мужчины тщательно следовали ее наставлениям, делая вид, будто слушают истину, но на самом деле постоянно задавали вопросы, пробуждающие в Атрете воспоминания, которые он давно мечтал похоронить.

Рицпа видела, как тяжело ему было от таких вопросов. Он никогда никому не рассказывал о своей жизни в лудусе или о своих схватках на арене. Рицпа никогда его об этом не спрашивала. Мужчины, весьма восприимчивые ко всему, что касается гордости, тоже старались не спрашивать его об этом. Но вот теперь они вдруг начали проявлять любопытство, казалось, их внезапно очень заинтересовала эта сторона жизни Атрета.

Их не удовлетворяли его лаконичные ответы. Им хотелось знать больше. «Я вот слышал…» — начал как–то один односельчанин, предваряя вопрос, возвращающий Атрета к временам его рабства.

— А каково сражаться в Риме на арене? — спросил один юный воин.

— А это правда, что тебя там одевают в сверкающие латы и красивые яркие перья, а потом заставляют пройти парадом по арене, чтобы все римляне на тебя посмотрели?

Рицпа видела, каким в такие минуты становилось лицо Атрета.

— Бывает и так…

— А как еще бывает? — не отставал от него Рольф.

Атрет медленно повернулся и посмотрел на юношу. Рольф больше ни о чем его не спрашивал.

Но другие не отставали.

— А я слышал, что если ты хорошо выступишь на арене, ланиста приводит к тебе женщину.

Атрет украдкой посмотрел на Рицпу и тут же отвернулся.

— Как кость послушной собаке, — добавил другой, сидевший напротив него.

Атрет побелел от злости.

Мужчины обступили его со своими вопросами, как волки. Они, словно дикие звери, набрасывались, рычали и рвали на куски его воспоминания. Сомнения стали проявляться, как проступают горящие угли сквозь серую золу, а их жаркое дыхание стало прожигать тонкую завесу и разжигать под ней мрачные воспоминания.

Атрет сносил все вопросы с необычайным спокойствием, но на следующее утро, придя в грубенхауз Феофила, дал волю своим чувствам.

— Они задают мне такие вопросы о Боге, на которые я не могу ответить. — Оказавшись в теплом доме, рядом с верным другом, Атрет уже не мог скрывать охватившие его досаду и разочарование. — Ответь мне! Если Бог так милостив, если Он так нас любит, почему Он допускает зло? Почему Он позволяет сатане править на земле, вместо того чтобы уничтожить его с самого начала?

Рицпа держала Халева на коленях и смотрела на Атрета. Он вел себя, как загнанный в клетку дикий зверь. Ночью он часами не мог заснуть, а когда все–таки засыпал, его мучили кошмары. Однажды он вскрикнул и сел в постели, но когда Рицпа попыталась заговорить с ним, он сказал, чтобы она оставила его в покое.

— Сядь, Атрет, — спокойно сказал ему Феофил.

— Сядь, — иронично прохрипел Атрет. — Я и так неделями только и делаю, что сижу! Забыл уже, что такое зима. — Он резко повернулся к другу. — Ты лучше мне на эти вопросы ответь, если можешь.

— Бог допускает зло, чтобы через искупление грешников мы видели Его милость и благодать. Все содействует ко благу…

— Только не говори мне о благе! Где ты видишь благо, когда на тебе ставят клеймо? В чем благо, когда тебя постоянно бьют и заставляют тренироваться? Скажи!

Феофил понял, в чем дело.

— Рабом тебя сделал вовсе не Бог, Атрет. Это произошло по вине людей. Все это сделано не по Божьей воле. А сердце человека греховно.

Рицпа видела, как в ее муже просыпается старый гнев. В последнее время Атрет очень часто раздражался по малейшим пустякам и из–за самых невинных высказываний. Всякий раз, когда мужчины собирались и подолгу устраивали ему этот невыносимый допрос, Атрет потом срывал свое раздражение на Рицпе, приходя в ярость от самых тривиальных мелочей. Он выходил из себя даже тогда, когда ему отвечали совершенно спокойно.