Расстрельное время

Как только поезд тронулся из Таганаша, председатель Крымского Ревкома Бела Кун написал короткое объявление:

«Всех офицеров и солдат, чиновников военного времени, работников различных учреждений так называемой Русской армии убедительно просим в трехдневный срок явиться в местные Ревкомы для регистрации».

Закончив писать, он передал листок Розалии Землячке. Водрузив на нос пенсне, она бегло прочла написанное и с некоторым неудовольствием посмотрела на Белу Куна.

— Что-то не так? — спросил Кун.

— Интеллигентщина. Вы обращаетесь не к городским обывателям, а к врагам. Зачем эти расшаркивания: «убедительно просим»?…

— Но мы действительно просим. Просим в трехдневный срок зарегистрироваться.

— Мы не просим. Мы приказываем, — сухо и холодно сказала Землячка. — И предупреждаем, что не явившиеся будут рассматриваться, как шпионы, по законам военного времени подлежащие военно-полевому суду и расстрелу.

— Ну, зачем же так сразу? — не согласился Кун. — Потом, если не явятся…

— Мы разговариваем с врагами Советского государства. Тон и лексика должны быть соответствующие.

— Возможно. Вам виднее, — под напором Землячки Бела Кун сдался. — Я не настолько тонко чувствую ваш язык, его нюансы.

— Вся соль именно в тоне и в нюансах.

— Поправьте, где считаете нужным, — попросил Кун.

Землячка склонилась над листком. Решительно вычеркнула «убедительно просим» и вместо этого крупными буквами вывела «приказываем». Подумав немного, добавила о расстреле.

— На время нам придется отказаться от доброты! — строго сказала она.

— Почему же? Доброта — это вершина человеческого духа. И ещё любовь, — сказал Сулейман Маметов и, встретив холодный блеск в глазах Землячки, стушевался, смущенно добавил: — Любовь человека к человеку. Так в Коране…

— Как я понимаю, вас не муэдзином в Крым назначили, — саркастически улыбнулась Землячка. — Пора всем понять: первое время мы будем находиться в основном в окружении врагов. Скажу мягче: бывших врагов. Обыватель не сразу начнет досаждать власти. Он будет зализывать свои хозяйственные раны, полученные во время отступления врангелевцев. И пока мы как власть не окрепнем, не окружим себя единомышленниками, враги попытаются воспользоваться этим. Ведь не зря барон, ещё задолго до бегства из Крыма, сказал: «Возможно, нам придется уйти. Но мы вернемся. Утроив, удесятерив свои силы, вернемся!» Где он найдет эти силы? Там, за границей? Глупости! Почему же он так уверенно это говорил?

Все промолчали.

— Потому, что уже тогда он знал, что в Крыму, в Таврии создано хорошо законспирированное подполье. Оно будет ждать возвращения Врангеля и, по возможности, нам вредить. Наше задача: ликвидировать вражеское подполье, и тогда барону некуда будет возвращаться!

Они с удовольствием слушали её пламенную речь. Когда-то давно, в подполье, её прозвали Жанной Д'Арк революции. Ещё её называли Стальной Розой. И многие её немного побаивались за скандальный характер.

Их было немного пока, членов Крымского правительства, всего шесть человек.

Председателем Крымского Ревкома был утвержден Бела Кун, крепкий круглолицый венгр с роскошной шевелюрой, густыми темными усами и жгучими черными цыганскими глазами. Ещё в Первую мировую он оказался в русском плену. Здесь он связался с большевиками и навсегда остался верным их идеалам. Участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве. Вернулся в Венгрию и был одним из организаторов венгерской компартии. После поражения венгерской революции кружными путями вновь бежал в революционную Россию, стал со временем членом Реввоенсовета Южного фронта, а затем, во время боев в Северной Таврии, был назначен Председателем Крымревкома.

Розалия Землячка, член Реввоенсовета Восьмой армии, была назначена секретарем Крымского комитета РКП(б).

С ними ждали освобождения Симферополя назначенные на разные руководящие должности брат Ленина Дмитрий Ульянов, Сулейман Маметов, Адольф Лиде и Юрий Гавен. Двое последних были инвалиды, передвигались с трудом. Лиде тяжело ходил, опираясь на трость, а Гавен и вовсе передвигался с помощью костылей.

Несколько купе занимала походная типография, доставшаяся им от бежавших из Мелитополя врангелевцев. Её обслуживали три человека. Они были и грузчики, и наборщики, и печатники. Тихо скрипело, вращаясь, колесо печатного станка, и в корзину падали голубоватые бумажные листочки с грозным приказом о перерегистрации всех, кто служил во врангелевской армии, но не покинул Крым.

Первое и последнее купе занимали семь человек охраны.

Мимо окон вагона медленно проплывали разрушенные снарядами и сгоревшие полустанки. Незрячими выбитыми окнами смотрели на пустынные улицы покинутые жителями дома.