Расстрельное время

— А, может, я у вас его оставлю? Шоб до дому не нести.

— Оставляйте. Место не залежит, — согласился Миронов.

И старуха пошаркала по коридору.

Красильников снова появился из своей каморки.

— Старуха с самоваром… — небрежно бросил Миронов и затем спросил: — Все же надеетесь?

— День-два подождём. Должны бы объявиться, — сказал Красильников и, после коротких раздумий, добавил: — Если, конечно, в другие края не отправились.

— А, может, они в Феодосии и вовсе не бывают?

— И это возможно, — угрюмо согласился Красильников. — Самое паршивое дело: ждать, искать и догонять.

Они еще не знали, что события уже начали разворачиваться.

* * *

Когда старуха вышла из мастерской и пошаркала по Базарной площади, мальчишки долго смотрели на витринное окно. Видели двух сидящих мужчин. Один из них был им знаком: он утром «от пуза» накормил их и обещал еще. Но сигнала он не подавал. Может, забыл о них? Или не видел?

Был бы здесь Турман, он решил бы, как поступить. Но он все еще не вернулся, а заходить в мастерскую им не разрешено.

А старуха уходила.

— Ты гляди, как нарезает, — глядя ей вслед, сказал Гнедой.

— Ага. То еле шла, а сейчас, як солдат.

Слоняться целый день на Базарной площади им уже порядком надоело, и они приняли самостоятельное решение: пока старуха не затерялась среди прохожих, последовать за нею.

Они уже почти потеряли ее из вида и нагнали неподалеку от зернохранилищ. Оттуда она вышла к Карантину, где все было им знакомо.

Выйдя на мол, она не пошла к маяку, а направилась на пустыри, где вдали высились развалины генуэзской башни. Феодосийцы еще называли ее башней Климента. Когда-то давным-давно и она, и стены возле нее были одним целым — крепостью. Она защищала Кафу (так называлась некогда Феодосия) от набегов кипчакского хана Джанибека. Теперь от крепости остались только живописные руины, куда беспризорники иногда отправлялись поиграть в разбойников.

— Постоим здесь, — остановил товарищей Гнедой. — На пустыре она враз нас заметит.

— Куда она идет? Может, до рыбацкой хаты?

— Ты там был?

— Турман рассказывал. Он бывал. Только зимой там никто не живет.

— Так куда ж она?

Время от времени оглядываясь, старуха пересекла пустырь и скрылась в развалинах.

Прошло немного времени, и из развалин выехал всадник. Он пришпорил коня и вскоре скрылся за холмами.

— Интересно, — сказал Гнедой. — А старухи не видно.

— А, может, она там живет? — сказал цыгановатый Гоча.

— Подождем.

Прождали еще с полчаса. Старуха из крепости так и не вышла.

— Ну, ладно, пацаны. Я пойду туда, а вы отсюда следите, — сказал Гнедой. В отсутствие Турмана он принял на себя командование их компанией.

И он ушел. Быстро добрался до крепости, недолго побыл там и вновь появился. Встав на остатки стены, помахал им руками. Они поняли, что в стенах крепости старухи нет.

Затем он слез со стены и, еще раз махнув им рукой, пошел куда-то дальше. Причем пошел он по следу всадника, потому, что тот скрылся за теми же холмами.

Они долго ждали. Но Гнедой не возвращался.

Когда солнце стало клониться к закату, из-за холмов выехали четверо всадников. Они промчались мимо крепости и скрылись в Рабочем поселке.

— Должно, чекисты. Третий день тут носятся, — сказал тощий рыжий беспризорник по прозвищу Шива.

— Ага. Беляков отлавливают, — предположил Гоча. — Видал, какую загородку на элеваторе для них отбабахали?

— Но почему Гнедого до сих пор нету?

Мальчишки начали беспокоиться.

— Может, берегом вернулся? — сказал Шива. — В город берегом ближе.

И они вернулись в город. По пути заглянули в свою сторожку, предполагая, что Гнедой уже вернулся и ждет их. Но Гнедого они в сторожке не нашли.

Вновь вернулись на Базарную площадь. Солнце уже зашло, наступили серые сумерки. Гнедого не было и возле мастерской.

— Ну и что теперь? — спросил Шива.

— Вернется! — уверенно сказал Гоча. — Гнедой, он не пропадет.

Они стояли напротив мастерской. В ней горел тусклый огонек. Они видели там одиноко сидящего человека, он время от времени склонялся над столом, вероятно, что-то мастерил.

Наступил комендантский час, и им надо было возвращаться в свою сторожку. Но и уйти ни с чем они не могли.

— Надо бы рассказать ему про Турмана и про Гнедого, — сказал Гоча.

— А, может, он у Матвея Степановича на ближнем маяке заночевал? — предположил Шива. — Гнедой его знает.

— Все равно, надо рассказать, — сказал Гоча и решительно направился к витринному окну. Снизу оно слегка заморозилось, и он прежде слегка продышал в стекле круглую проталинку, затем постучал.

Миронов, а следом за ним и Красильников увидели прилипшее к стеклу лицо мальчишки. Красильников торопливо прошел к запертой входной двери, впустил Гочу.

— Что случилось? — спросил Красильников. Он знал, что просто так, по пустяку, беспризорники не станут их тревожить.

— Ни Турмана, ни Гнедого нигде нет, — взволнованно сказал Гоча, войдя в коридор.

— Турман вернулся. Он недавно ушел туда, в вашу сторожку, — успокоил мальчишку Красильников.

— А Гнедой?