«Майор Петров, за время боевых действий 38 стрелковой дивизии, работая начальником оперативного отделения штаба дивизии, многократно, мужественно и умело выполнял ответственные поручения командования дивизии, в боях под городом Сумы, Гадяч, контролируя выполнение приказа командования, непосредственно в передовых подразделениях способствовал успешному развитию боевых действий.
При форсировании реки Днепр оперативно и умело организовал управление частями дивизии в боях на правом берегу реки Днепр в районе высоты 205, 2, под огнем противника, обеспечил выполнение боевого приказа командования 343 стрелковым полком.
За мужество, проявленное в боях под городом Сумы и городом Гадяч, при форсировании реки Днепр, за умелое оперативное управление частями дивизии достоин награждения орденом “Отечественной войны 2 степени”» (ЦАМО. Ф. 33. Оп. 686044. Д. 1103. Л. 245).
8
В 38-й стрелковой дивизии командиром 70-й отдельной разведроты служил лейтенант Зайцев. Человек, в соединении известный, но не столько по своей должности, сколько по своим боевым заслугам.
Родился он в д. Сутупов Данковского района Рязанской области в 1924 году. В 1941 году окончил педагогическое училище в г. Лебедянь и в октябре ушел на фронт. Вот только уже 28 ноября война для него временно закончилась. Сам Алексей Николаевич вспоминает об этом не без юмора:
«Середина ноября 1941 года. Собрали нас, человек 18, и сказали, что надо выполнить правительственное задание. Отправили копать окопы для артиллерии. Грунт уже начал подмерзать. Стали мы лопатами, даже ломов не было, рыть те траншеи и котлованы. Дырку пробиваешь, а потом корку разламываешь… Тяжело, но работаем, стараемся. Прилетела немецкая “рама” — самолет-разведчик. Сделал пару кругов и улетел. Мы опять за работу. Вскоре появились самолеты, начали кружить и, завалившись набок, сбрасывать бомбы. Вот одна из них меня и накрыла.
Так и закончилось мое участие в обороне Москвы.
Выкопали меня, вытащили… Сколько тогда наших погибло — я и не знаю. Оказался в госпитале. Очнулся, вижу: военные ходят, губами шевелят. В голове у меня чириканье, как птички на кусте поют. Потом тиканье часов. Я начал писать врачам, что со мной происходит. Женщина-врач, лечившая меня, написала в ответ на листочке, что я молодой и должен победить болезнь. До конца февраля я пробыл в госпитале.
А мне без трех месяцев 18 лет. Из документов имелся только комсомольский билет. Увидел одного военного с медалью, при ремнях, подошел к нему. Он мне объяснил, как рапорт писать. Начальник госпиталя прочел и приказал подойти завтра. Так я с бумагами оказался в военкомате. А это уже начало 42-го года. На полтора месяца дали отпуск, чтобы подлечился.
И вот нас восьмерых собрали в военкомате. Я всех по фамилиям помню… Все ребята толковые были, а меня старшим назначили. Я их в училище доставил, документы сдал, сам в госпиталь пошел. Там соврал, что чувствую себя хорошо, что в голове уже не чирикает и не тикает. Так я оказался в Саранском пулеметном училище.
Быстро овладел “станкачом”. Приказали готовить стрельбы с закрытых позиций, это когда мишени за бугром. Я все должен был точно рассчитать. Установили ростовые мишени, прибыли офицеры… Зарядили ленту из тридцати патронов. Я нажал и отпустил, ведь пулемет при стрельбе сам плавно идет. Расстояние — 400 метров. Пошли проверять. Из десяти мишеней три были поражены. Это результат. Училище я окончил не младшим лейтенантом, как остальные из нашей группы, а лейтенантом».
По распределению лейтенант Зайцев попал на Воронежский фронт командиром пулеметного взвода (31 мая 1943 г.). А это уже была Курская дуга. Именно там юного лейтенанта и послали в разведку.
«Времени на подготовку было несколько часов. Даже познакомиться толком с разведчиками не успел. В 23.00 мы шестеро — все фамилии навсегда запомнил — пошли в разведку. Вышли с кукурузного поля на скошенное пшеничное и поползли. В ночном небе вспыхивали и зависали осветительные ракеты. Нейтральную полосу длиной метров 400 преодолевали около двух часов. До бруствера первой траншеи доползли незамеченными. Внезапно над траншеей возник силуэт… «Шо цэ? Чугун на колу чи фриц в каске?» — шепотом спросил у меня разведчик Жиленко. Немец, а это был наблюдатель, что-то заподозрил.