Я открываю глаза, и музыка наполняет весь зал до самого потолка красивыми подводными цветами, звук точно спускается с небес – как голос того старика, что читает мне книгу про Козимо, – медленно, крупными каплями, превращаясь в маленькую голубую слезинку на моей щеке, которая стекает по шее за воротничок.
Когда Филиппо замолкает, в зале стоит полная тишина. Она даже физически ощущается. Потом все начинают бешено аплодировать, так что даже кресла скрипят. Филиппо не выходит на поклон. Он сразу покидает сцену, хотя его вызывают на бис. Его сменяют два мальчика с гитарами, Андреа помогает им разместиться. Но у меня в голове по-прежнему звучит мелодия Филиппо, и я не знаю, чему удивляться больше – тому, что это он сыграл прекрасную музыку, или тому, что на свете существует такая чудесная мелодия – на глаза так и наворачиваются слезы.
После концерта все выходят в фойе. Мама с папой расхваливают Андреа, а потом садятся поговорить с ним и Равиной у столика с бутербродами.
– Можно, я пойду посмотрю на рояль?
Папа сразу же фыркает: «Нет», но мама берет его за руку и нежно говорит: «Джованни…» – так что я все же могу ненадолго отойти. Я возвращаюсь в зал. Лампы уже не горят, лишь черный рояль освещается одиноким прожектором.
– Сейчас и его увезут, – раздается из первого ряда.
– Я тебя не заметила, – отвечаю я.
Филиппо встает:
– Я понял. Испугалась?
Я подхожу к нему:
– Нет. Что увезут?
– Рояль.
Филиппо берет меня за руку и ведет на сцену. Мы садимся на скамеечку у рояля.
– Наша школа не может себе позволить такой инструмент, так что его каждый раз берут напрокат, – объясняет Филиппо.
– Ты так здорово играешь! Я и не знала.
– Никто не знает. Я никому не рассказываю. Это папа меня заставляет. Ну, играю я не так уж и хорошо.
Я молчу.
Филиппо проводит ладонью по черно-белым клавишам.
– Он даже не пришел послушать.
– Ну, это не потому, что ты плохо играешь.
– А ты откуда знаешь?
Ну вот, Филиппо обиделся и разозлился.
– Давай ты еще что-нибудь сыграешь, – пытаюсь я перевести разговор. – Сыграй мне ту мелодию.
– Ну уж нет. – С этими словами он закрывает крышку. – Ты не слышала, что я сказал? Мне вовсе не нравится играть, меня просто заставляют, и все.
– А самому тебе совсем ничего не нравится?
Филиппо задумывается.
– Я тут недавно разучил одну песенку, она совсем не похожа на то, что я играл на концерте.
– Сыграй.
– Я не знаю… У меня, вообще-то, нет нот…
– А ты просто сыграй.
Филиппо покорно вздыхает, кладет руки на клавиши и ждет. А затем поворачивается ко мне.
Я тоже смотрю на него и уже открываю рот, чтобы спросить, в чем дело, но тут он берет меня за руки и кладет мои пальцы на крышку рояля, туда, где обычно стоит подставка для нот.
– Что ты делаешь?
– Сиди, как сидишь. – И Филиппо принимается играть знакомую песню, которую так часто слушает папа. Песню про подводную лодку. И что странно, еще до того, как я услышала ее, звук словно вошел в меня через пальцы, которые лежали на крышке инструмента, черного как смоль, гладкого, скользкого, согретого моим теплом. Ноты разбегались из-под пальцев Филиппо, и я чувствовала, как они отрываются от поверхности инструмента, кружатся около меня и касаются моих ладоней.
Музыка поднимается, обнимает меня за плечи и кружит, кружит в танце, ритм которого нельзя ни с чем перепутать, потому что он звучит прямо во мне. Филиппо играет так задорно, что я не могу удержаться и подпеваю, раскачиваясь на табурете, и весело смеюсь. Он тоже улыбается мне, и тут звучит последняя нота. Мы оба снимаем руки с инструмента, и я от души аплодирую музыканту.
– Какой же ты молодец!
– Хочешь, научу?
Вся моя веселость тут же исчезает.
– Но я не вижу нот.
– Ну и что? Я же играл без нот.
– В другой раз.
– Обещаешь?
Я краснею.
– Ну только если ты разучишь еще какие-нибудь хорошие песни.
– Ладно. Договорились.
Мы пожимаем друг другу руки, но я стараюсь не слишком сильно сжимать его руку: ведь Филиппо нужно ею играть!
Бутерброды съедены, и родители начинают собираться домой. Мама и папа разговаривают с темноволосой молодой женщиной.
– Мама! – кричит Филиппо и бежит к ней навстречу. Они почти одного роста.
– Мы как раз говорили о вас, – признается папа. Ненавижу, когда он так делает, потому что я все равно никогда не узнаю, о чем именно они говорили.
– Давай пригласим их в гости! – просит Филиппо. У его мамы круглое и светлое лицо, оно похоже на Луну.
– Конечно. Давайте вместе поужинаем, – предлагает она.
Папа надевает куртку.
– Ну тогда давайте закажем пиццу. Мафальда, ты не против?
– Как я могу быть против пиццы? Я всегда за!
– Особенно если пицца с колбасой, – добавляет Филиппо.
– Это точно, – соглашаюсь я.
Филиппо живет в том самом доме, где находится магазин футболок. Там тебе могут напечатать любой рисунок или сделать надпись, какую скажешь. И не только на футболке, но и на подушке, на полотенце или на скатерти! Как, наверное, здорово работать в таком магазине! Вот почему у Филиппо такая удивительная куртка.