Расстаемся ненадолго

Только однажды, возвращаясь с занятий по топографии, Андрей дошел с девушками до общежития. Ольгу Милевчик, которая была вместе с ними, позвали в комнату, – там ожидал ее земляк-лейтенант. Постепенно разошлись и другие девчата, и Вера неожиданно осталась наедине с Андреем.

– Кто же теперь меня проводит? – пошутил Сокольный.

– Побудьте немного у нас, – предложила Вера.

Они пошли по знакомой вишневой улице. И хоть кончалась уже весна, отцветали вишни, а Вере казалось, что такого чудесного весеннего вечера еще никогда не бывало.

V

Через год с лишним пришло время расставаться с институтом. В кабинете директора комиссия наркомпросвещения распределяла студентов на работу. Веру вызвали вместе с Андреем, так, как и просили они в своем заявлении.

Они стояли перед комиссией, слушали, что им предлагали, отвечали на вопросы, а Вера тем временем думала, что, наверное, и в загсе вот так же стоят люди и ожидают, пока им пожелают счастья. После скромной студенческой свадьбы молодожены попали в Красное Озеро на работу в среднюю школу. Кончилась неповторимая студенческая жизнь. В разные стороны разъехались друзья, соседи по общежитию, по столу в аудитории. Началась суровая, неспокойная, но близкая душе учительская работа. В коридорах по-прежнему звенели звонки, вызывавшие теперь уже иные чувства: после звонка нужно идти в класс, но не как раньше, не с теми мыслями, которые иной раз в продолжение всего учебного часа не давали покоя, а являться последним, как еще недавно являлся в аудитории профессор…

…Недели через две, придя из школы домой, Андрей увидел на столе повестку из военкомата. Это не удивило его: во время очередного призыва была дана отсрочка по здоровью, потом он учился, работал, снова учился. Теперь призывали многих, в том числе тех, кто раньше пользовался льготами или отсрочкой. На западе гремела война: лютый фашизм осуществлял свои сумасбродные замыслы. Шли в армию и люди, только что окончившие вузы, шли и сельские учителя, – шли, повинуясь своему священному воинскому долгу. И Андрей готовился к армейской службе, хотя и не очень надеялся на свое здоровье; улучшилось ли оно со времени первой комиссии? Как будто да… Но твердой уверенности не было.

Повестки получили еще несколько учителей. Смотрел Андрей на свою повестку и думал: забракуют. От этой мысли становилось грустно, жгучая обида за свою неполноценность точила душу. А если примут? Жаль Веру, трудно ей будет одной. В такие минуты он незаметно посматривал на жену. В глубине Вериных глаз таились печаль, испуг. Все эти дни, пока повестка лежала на столе, Вера старалась не говорить о ней, ни разу не заплакала, не пожаловалась на свою судьбу. Только собирая Андрея в военкомат, будто между прочим, с теплым сочувствием в голосе спросила:

– А как твоя нога, Андрей?

В голосе жены слышалось как будто только искреннее, дружеское сочувствие, а в ясных глазах ее Андрей прочитал глубокую, сердцем желанную надежду: хоть бы не разлучили нас так быстро, хоть бы на полгода отложить призыв.

Больно было Андрею разбивать робкую эту надежду, а пришлось честно сказать:

– Нога, Верочка, не болит. Я теперь, если сяду на велосипед, могу километров двадцать без передышки отмахать. Да, я совершенно здоров.

В военкомате Сокольного признали годным к строевой службе, однако определенно не сказали, когда направят в часть. То же объявили и другим учителям Красноозерской школы. Приехали они домой остриженными и, когда на следующий день появились в школе, некоторых из них трудно было отличить от учеников старших классов.

Вера долго не могла привыкнуть к стриженой голове Андрея: ей казалось, что это не его голова, а чья-то чужая, незнакомая. Сам он по привычке то и дело приглаживал рукой несуществующие волосы, будто они вот-вот должны рассыпаться, как прежде.

Однако и волосы начали отрастать, а в армию учителей все еще не брали. В первые дни после комиссии Сокольный каждый день ждал вызова, звонка по сельсоветскому телефону или какого-либо другого приказа из военкомата. А потом, чем дальше, тем больше начинал беспокоиться: в чем дело, почему не вызывают. Каждый день он приходил в школу. Его встречали радостно и в то же время удивленно – еще не взяли! Остригли, а не призывают. Зачем же было стричь?

Сокольный позвонил в военкомат. Оттуда, посмеиваясь, ответили, что напрасно красноозерские учителя «порют горячку», все в порядке, и скоро они будут отправлены в часть. Андрей не сказал об этом Вере, а сам тайком от нее начал собираться. Закруглялся с темами на уроках, подгонял, приводил в порядок домашние дела.

А Вера как будто не замечала ничего. С занятий приходила веселая, жизнерадостная. Кончалась осень. Дни стояли погожие, но по ночам было холодно, иногда брался морозец. Вера старательно готовилась к зиме, и в каждом жесте ее, в каждом поступке чувствовалось, что все это она делает для Андрея.

– Ты очень любишь яблоки, – говорила она. – Давай купим в колхозе пару ящиков хороших антоновок и поставим на зиму в погреб.

– Давай, – соглашался Андрей.

– И груш ящик?

– Давай и груш.