Рассмешить бога

– Он – мой муж, – упрямо говорю я. – Развода не будет. Во всяком случае, пока.

Свекровь презрительно пожимает плечами.

Следующая неделя изгажена. Свекровь приходит к Стасу рано утром и уходит поздно вечером. Я жду, расскажет ли она Стасу о первой жене и ребенке-инвалиде. Это моя проблема номер один.

Проблема номер два – магазин Стаса. Пока муж в больнице, я хожу на работу вместо него. Хотя бы для того, чтобы не сойти с ума от одиночества. Впрочем, я люблю красивые вещи, и каждое утро, приходя на вдруг появившуюся работу, я обхожу салон и любуюсь старинными вещами. Мне доставляет физическое удовольствие трогать чуть вытершийся бархат или полированное дерево старых вещей, ладонь сообщает мне их тепло и энергию. Каждая вещь имеет свою историю, и могла бы рассказать немало любопытного. Я люблю сказки Андерсена, умевшего в печном горшке увидеть живой характер и судьбу.

Глебаня открыто смеется надо мной. Что я могу знать об антиквариате?

Я заявила, что буду присутствовать на оценочной комиссии, которая проходит каждый вторник в первой половине дня. В магазин стекаются старушки и старички из близлежащих домов. Приносят на продажу старые часы с кукушкой, древние самовары, просят оценить стулья Тонета прошлого века.

Я таскаюсь за Глебом по пятам. Его раздражает мое присутствие. Пару раз он уже попытался меня наколоть. В салоне магазина стоял комод столетней давности. Красного дерева, с инкрустацией. Ценная штучка. Глеб загнал его по более высокой цене, чем значилась в книге учета. Разницу опустил в свой карман. Я случайно узнала об этом, закатила скандал. Разницу поделили пополам.

Я подумала после этого: интересно, он так же обманывал Стаса или играет на моей неопытности?

Потом я наблюдала сцену торга Глебани с каким-то старичком, который притащил на комиссию древнюю икону. Глеб, исполненный правоты, с пеной у рта доказывал, что икона, хоть и древняя, ценности не представляет и стоит от силы пятьдесят долларов. Его помощник – оценщик, мужчина лет сорока пяти, сильно пьющий, с помятой мордой, не внушающей доверия, – стоял на стороне Глеба. Старичок упирался на двухсот долларах: ему кто-то сказал, что икона редкая и пару сотен баксов точно стоит.

– Ты че, мужчина, – взвился Глеб, – тебе специалист говорит, что икона твоя – деревяшка. Из милосердия тебе шестьдесят долларов готов отдать. Ты подумай, это твоя пенсия за два месяца!

В конце концов старик согласился.

Через несколько дней Глебаня загнал икону за триста долларов.

Я была в шоке. И Глебу сказала:

– Сука ты, оказывается.

– А ты дура, – тут же отозвался Глебаня. – И Стас твой.дурак. Если бы не я, сидели бы вы на копейках. Бутылки бы на станциях собирали. Не умеешь зарабатывать деньги – или заткнись, или катись отсюда.

– Никуда я не покачусь, а буду наблюдать за тобой и за руку ловить.

– Ну-ну, – хмыкнул Глебаня.

Через пару дней после этого инцидента в магазин зашла женщина лет сорока пяти. Типичная интеллигентка, затюканная жизнью: усталые безрадостные глаза, мешковатая одежда, стоптанные ботинки. Клиентка принесла на комиссию сумочку, расшитую бисером. Глеб заявил, что хотя это работа прошлого века – к эксперту не ходи, – но сама вещь в крайне плохом состоянии: бисер местами осыпался, обнажив вытертый холст, синий бархат, окаймлявший сумочку выше рисунка, выгорел. В самом деле, сумочка производит удручающее впечатление.

Женщина нервничала:

– Мне сказали, что за нее хорошо заплатят.

– Милочка, мне только работа реставратора обойдется в пару сотен долларов, – доверительно сказал Глеб. – Вот тогда это будет вещь. А сейчас – на помойку.

– Тогда я пойду в другой магазин.

– Воля ваша, – и Глеб широко разводит руками.

Я улавливаю на лице этой женщины отчаяние: ей нужны деньги сейчас, позарез, а эта сумочка, наверное, осталась как память о бабушке или прабабушке. Глебу она поверила, и в другой магазин не пойдет, но вот то, что она останется без денег, – без тех денег, на которые рассчитывала, – ее окончательно удручает.

Она буквально выскакивает из магазина, не успев решить для себя, отдать ли сумочку за те гроши, что ей предложил Глеб, или сохранить раритет? Буквально через двадцать шагов она замирает на тротуаре и нерешительно топчется под мелкой моросью, взвешивая окончательные «за» и «против».

Я выскакиваю за ней:

– Подождите! Сколько вы хотите за нее?

– Сто пятьдесят долларов, – шепчет она, и веки ее краснеют: вот- вот расплачется.

– – Я беру ее у вас. Поверьте, Глеб не обманул вас. В другом магазине вам больше никто не даст.

Я протягиваю деньги. Женщина буквально выхватывает их, словно опасаясь, что я передумаю. И начинает почему-то объясняться мне:

– Меня сократили, а новую работу так трудно найти, денег ведь никто не даст просто так… Я бы ни за что не продала, но деньги…

– Зачем вы все это говорите мне? Я не нуждаюсь в объяснениях. Всего хорошего. Я забираю сумочку.

– Спасибо, спасибо, спасибо… – доносится мне вслед.

Глеб наблюдает за нами через витрину.

– Благотворительностью занимаешься? – фыркает он. – Полторы сотни долларов на дороге нашла?

– Не твое дело.

– И что ты с ней будешь делать?